была черная фигура, идущая впереди. Странная, страшная, несгибаемая фигура. Было что-то мертвенное или мертвящее в её спутнике, казалось, нездешний холод окутывал его. Даже выражение «могильный холод» было бы для этого чувства слишком тёплым.

Но странным образом эта же фигура была источником надежды и…

Словно некая живая сила угнездилась в центре этого темного ледяного кокона. Словно слабый свет пробивался сквозь него, не разгораясь и не угасая — слегка трепещущий, но ровный огонёк. Ксюша прикрыла глаза, ощущая, что и в ней самой горит точно такой же огонёк. Между ним и тем огоньком, что впереди, были холод и ночь. Ничто не соединяло их, и они даже не тянулись друг к другу, но всё же непостижимым образом они были вместе, были единым целым.

В этот момент из-за стены деревьев на Ксюшу уставились горящие красные глаза. Картину дополняла оскаленная, истекающая слюнями пасть.

Прежде чем девушка успела хоть бы пискнуть от ужаса, Его Сиятельство оказался рядом, мрачно посмотрел в глаза твари.

— Пошел отсюда, — шикнул он, и тварь исчезла в чаще. — К слову сказать, мое имя Дормедонт Александрович, а Ваше?

— Ксюша.

Дормедонт Александрович улыбнулся и вопросительно поднял брови:

— А отца у Вас нет?

— Не такая я старая, чтоб называть меня по имени-отчеству, — поджала губы Ксюша.

Она стремилась продлить разговор как можно дольше в надежде, что за это время справится со страхом. В конце концов, может быть, Даша просто решила так её разыграть и наняла актеров. Вполне в её духе.

— Никогда не думал, что это связано с возрастом.

Она пожала плечами.

— Ксения Даниловна, если Вы настаиваете.

— Будет лучше, если Вы пойдете впереди, Ксения Даниловна — не хочу, чтоб на Вас напали за моей спиной.

Целью их двухчасового марша оказалась усадьба на вершине горы. Здание выглядело обветшавшим и потрёпанным. На крыше и фронтонах проросли чахлые деревца.

Дормедонт Александрович остановился как вкопанный и окинул усадьбу таким взглядом, словно ожидал увидеть нечто другое. Губы его дрогнули, он пару раз стукнул тростью по растрескавшимся плитам под ногами, сорвался с места и буквально влетел в покосившуюся дверь заброшенной виллы.

— Ричард, как это понимать! — удвоенный гулким эхом голос Его Сиятельства вырывался в распахнутую дверь и разносился по двору. — И пяти лет не прошло, а дом уже в руинах, мне столько труда и денег стоило вернуть ему приличный вид после твоего прошлого дежурства!

Ксюша не решалась войти в дом, но лес и воспоминания о жуткой морде, казалось, наступали на неё со спины. Девушка вздохнула и переступила порог.

Здесь была та же тьма и тот же холод, и был живой светящий огонёк, но светящий совсем по-иному. Он то совсем исчезал во тьме, то ярко вспыхивал, но угасал так же быстро, как появлялся.

Внезапно Ксюша поняла, что гораздо больше, чем страх, её мучило сострадание; казалось даже, что лучше страдать самой. Но нет, нельзя. Должен быть другой выход. «Господи! — подумала Ксюша. — Господи, сохрани мой разум!»

Ричард оказался тот самый, что давеча подсел к ним с Дашей в уличном кафе. Только теперь он выглядел гораздо хуже, словно с момента их последней встречи прошёл не один месяц, на протяжении которого его терзала болезнь вроде чахотки или похуже. К тому же вид у него был несколько безумный.

— А! Дора! — кинулся Ричард к Дормедонту Александровичу с распростёртыми объятиями. — Я собирался всё починить, честное слово! У меня ещё ведь пять лет на это оставалось! А почему ты, собственно, проснулся?

Ричард чувствовал, что теряет рассудок. Глаза застилал красный туман, а в мыслях пульсировал один единственный образ горячей живой крови — крови, которая не застыла в венах, а всё ещё течёт… горячая… её кровь. Всё, что нужно — это подняться на второй этаж. Нет! Что там Дора говорил о контроле разума над телом?

По правде говоря, Рич никогда особенно не слушал Дору. Он никогда не придавал этой части человеческой личности большого значения — полагал, что горячее сердце и верный инстинкт значат гораздо больше. Он вспомнил лицо друга, говорившего с грустной улыбкой: «Уверяю тебя, в сложившейся ситуации твоё сердце остынет довольно быстро. Что же касается инстинкта, то у существ, вроде нас с тобой, есть только один инстинкт — ты знаешь, какой».

Дора был прав. Разумеется, а как же иначе! Дора всегда прав — он всегда полагается на этот чёртов смысл и на этот чёртов разум! До сих пор Ричарда сдерживало вовсе не сердце и уж тем более не инстинкт. Это был страх перед тем, что лежало в тайнике под склепом, и перед тем, что он столько раз видел, — перед тем, что гложущий голод заставляет тебя съедать собственную душу. Перед тем, что превратило в бессмысленных тварей его товарищей. Одного за другим.

Но он удержался — каким-то чудом он удержался. У него была сила воли и чувство юмора, и воля к жизни — это всё, что у него было! А теперь… теперь всё это разом исчезло, стоило лишь раз увидеть её живую.

Как он мог позволить ей умереть?! Как он всё это время жил без неё?! И главное, как он мог позволить себе желать её крови?!

Дора окинул его сверху вниз взглядом холодных черных глаз и ответил коротко, покосившись в сторону вошедшей Ксюши:

— Женщина плакала.

Ричард воззрился на Ксюшу, в глазах мелькнуло узнавание, он облизал белые губы.

— Она ещё жива? — спросил Дормедонт Александрович металлическим голосом.

Ричард продолжал, не отрываясь, смотреть на Ксюшу с несколько странным, немного отсутствующим выражением.

— Дора, ты ещё не ужинал, — сказал он. — Тебе надо немедленно поесть, если ты не хочешь…

— К чёрту ужин, — с неожиданной эмоциональностью рявкнул Его Сиятельство, достал из внутреннего кармана пальто фляжку, отвернул крышку и сделал большой глоток. — Она ещё жива? Где она?

Но Ричард его не слушал, он, как заворожённый смотрел на Ксюшу и медленно, бесшумно приближался к ней.

Ксюша инстинктивно вжалась в стену, но отскочить не пробовала, боясь, что резкое движение может спровоцировать неуравновешенного типа.

Её покровитель отреагировал мгновенно, ему потребовалось всего несколько секунд, чтобы закрыть фляжку убрать её во внутренней карман, после чего из его трости, вспыхнув, выскользнул блестящий клинок, мгновенно оказавшийся между Ксюшей и Ричардом.

— Ещё шаг и я отрублю тебе голову — клянусь, — ледяным голосом сказал Его Сиятельство. — Только представь, что тебе всё время придётся носить с собой в руках свою голову.

— Думаю, это уменьшит мою популярность у девушек, — усмехнулся Ричард.

Он остановился, но всё ещё