Шрифт:
Закладка:
Завтракали они молча. Мать сидела спиной к окну, дочь напротив, так что ей был виден сад. Матери было приятно усадить свою девочку на место, которое обычно занимала она сама: на яблоне вот-вот распустятся цветы. Настоящая забота проявляется в том, о чем не просят и чего не предлагают; любовь обнаруживается в том, чтобы молча протянуть нужное, чтобы усадить на место с видом на сад.
Ничего с собой не захватив, они накинули верхнюю одежду и вышли из дома. Вдоль грунтовой дороги пробивался сквозь комочки лягушачьей икры ручеек, вода текла медленно — кровеносный сосуд, забитый жировыми бляшками; ребенком дочка брала эти сгустки в руки, хотя ей строго-настрого запрещали это делать.
Они свернули с дороги и двинулись вверх по тропинке, петлявшей между деревьями.
В лесу стояла тишина.
Мать шла впереди, дочь — сзади. Они не проронили ни слова, но, приблизившись к озерцу, на минутку остановились и переглянулись. Раздвинув ветки, мать шагнула на полянку. На поверхности воды плавали только веточки и больше ничего. День был солнечный, но холодный. Стоило захватить что-нибудь поесть или, по крайней мере, термос. А так не было повода присесть и передохнуть, нечем загладить разочарование от того, что тут ничего не оказалось.
На обратном пути мать пыталась завести разговор, но дочь отвечала односложно, не враждебно, но так, будто задернула шторы и забралась с ногами на кресло, опустив подбородок на грудь. Она закрылась в себе намеренно, подумала мать. И так каждый раз.
Дочь первой заметила сверток.
Когда в конце грунтовой дороги показался дом, она увидела, что на каменных ступеньках что-то лежит; когда они уходили, там ничего не было. Остановилась, поднеся руку к губам. Мать, смотревшая на ленивое полуденное небо, взглянула сначала на дочь, а потом уж в сторону дома. Заметив сверток, она решительно подошла к крыльцу и размотала покрывало. Закрыв глаза и тихонько поскуливая, щенок извивался, как только что вылупившаяся личинка. Мать присела на ступеньки и уложила сверток на колени. Погладила щенка по голове, а тот понюхал ее руку, открыл пасть и попытался сосать; выглядел он упитанным, в нем говорил скорее инстинкт, чем голод.
Дочь подошла и села рядом. Глаза у нее были влажные. Она наклонилась и зарылась кончиком носа в мягкую щенячью шерсть.
— Боже мой, — пробормотала дочь.
Мать кивнула и сдержанно произнесла:
— Но он только один.
И правда, щенок был только один.
Они занесли щенка в дом и положили на пол в гостиной. Из кухни прибежала щенячья мамаша, сразу принялась тыкаться в кроху кончиком носа, истово облизывать его, стараясь смыть запах того места, где он побывал. Мать с дочерью стояли в дверях гостиной и смотрели на нее. Тщательно облизав щенка, собака пристроилась его кормить. Пока щенок толкался лапами и сосал, сонно похрюкивая, она печально смотрела на них карими глазами.
Они молча пообедали. После этого дочь скрылась на втором этаже. Немного погодя спустилась с сумкой через плечо. Немногословно простились; подъехала машина, за лобовым стеклом молодой человек, рука поднята, настороженная улыбка; обнявшись с матерью, дочь трусцой побежала к машине. Мать пошла в ванную ополоснуть лицо холодной водой; из корзины с грязным бельем по-прежнему свешивалась белая блузка.
* * *
К ночи женщина уснула со щенком на коленях.
Ей снилось, что она плывет на спине в открытом море. Находится одновременно и внутри своего тела, и вне его: чувствует бережно качающие ее волны, но смотрит сверху, с неба, и видит себя лежащей на спине в морской синеве. Дальше в море, у самой поверхности воды, замечает светящуюся желтую медузу, сжимающуюся и разжимающуюся как дышащий обжигающий мускул. По воде от нее во все стороны расходятся лучами длинные сияющие нити. Некоторые касаются кожи плывущей женщины; она этого не чувствует, но видит: к ней тянутся тонкие жалящие щупальца жгучей боли.
Я еще не видела мир
Я последнее время много думала.
Господи, вычеркни это.
Пару дней назад я пошла в кино. Ты к тому времени уже семь месяцев как умер. Я не потому пошла в кино; я не думала о дате, пока не села на свое место в зале, сжимая в руке билет, и уже поздно было думать о том, что я тут делаю: отмечаю день твоей смерти или нет.
В фильме рассказывается о женщине. В первой сцене ее насилуют в подземном переходе. Все остальное время перед нами раскручивается с конца история, которая привела к этому. В последней сцене фильма женщина, тогда еще молодая девушка, лежит в траве и смотрит на солнце. Мы уже знаем, что произойдет, но с ней этого еще не случилось; это случилось только с нами. По дороге домой я думала о том, как ты впервые показал мне свою детскую фотографию. На ней ты сидел на ковре и теребил в руках какую-то бумажку.
Наша квартира принадлежит мне. Я по-прежнему живу здесь. Несколько месяцев назад я нашла в кармане твоей куртки чек. Ты купил складную линейку, пилу и банку краски цвета «родник». Покупки были сделаны всего за несколько дней до твоей смерти.
Я поискала «родник» в Сети. В такой голубой цвет красили кухни в пятидесятые годы. Понятия не имею, что ты собирался пилить и красить в голубой. Я чуть не час потратила, чтобы найти эти таинственные товары, перерыла все ящики и шкафы, пока не утешилась мыслью, что хотя бы чек нашелся, о чем же еще просить.
Вот так. У меня есть чек на твои покупки, и большего я просить не могу.
Такой расклад.
Однажды ты рассказал мне, что твоя мама, узнав, что беременна, в тот же день посадила дерево в Дворцовом парке. Она пробралась туда ночью, в темноте, выкопала ямку в земле рядом с группой других деревьев, чтобы никто не заметил, посадила свое деревце, которое тогда было едва ли с полметра высотой, и убежала. Когда я попросила тебя показать его
