– Да. Тут еще одно фото было, но тот полицейский его забрал.

– Я видел в деле. Но там Алена младше.

Женщина кивнула.

– На том фото она во второй класс пошла. Что мне вам рассказать? Вы только найдите ее! Или…

– Или? – он посмотрел на нее вопросительно.

– Или того, кто так жестоко глумится над нашим горем!

– Конечно. Обещаю вам. Расскажите про вашу сестру. Как близко вы с ней общаетесь? Ладите ли?

– Не очень, – вздохнула женщина, – и общаемся, и ладим не очень. Она так и не простила мне мезальянса.

– Мезальянса?

– Мы, Ланские, одна из ветвей пусть обедневшего, но древнего дворянского рода. А я вышла замуж за Дмитрия. Он не дворянин. И даже не богач. Он телемастер, хороший телемастер! Сейчас сказал вот начальнику, что на вызов поехал… – зачем-то добавила она.

– Понятно… – задумчиво проговорил Аверин, – а сама ваша сестра? Замужем?

Женщина покачала головой:

– Нет. Так и не нашла никого достойного. Детей нет. И нас решила дочки лишить…

– Лишить дочки?.. Вы ее подозреваете? Думаете, она лжет и была с Аленой в участке?

– Нет… то есть, я не знаю, правда. Всё это так странно… мы же похоронили Алену… – она опять начала всхлипывать.

– Вы говорили о своих подозрения в адрес сестры, – напомнил он.

– Ах, нет, что вы, какие подозрения. Просто у Алены колдовская сила. И Лида требовала, чтобы мы отдали девочку в скит. Настаивала просто. Вы понимаете? Отдать ребенка в монашки! Это же чудовищно! Выросла, сама бы решила, правильно? Но Лида как с цепи сорвалась. Считала, что учиться надо с детства, иначе Алена карьеры в ските не сделает. Какое ей вообще дело до карьеры нашей дочери?!

Тут Аверин не нашел, что возразить. Да, колдун должен учиться с детства. Но, с другой стороны, бабушка успела схоронить мужа, вырастить сына и двух внуков, и это не помешало ей сделать отличную карьеру. Девочек из благородных семейств, обладающих колдовской силой, постригали в монахини. Но последнее время это происходило всё реже и реже. И Аверин был рад, что Василь не поступил так с Верой, хотя наверняка бабушка настаивала.

Интересно. Могла ли тетка инсценировать смерть девочки и отправить ее в скит?

«Увезла за город»… Но зачем привезла обратно?

Раздался звонок в дверь.

– Это Дима! – женщина вскочила и побежала открывать.

Аверин встал. Через минуту в гостиную вошел молодой симпатичный мужчина. Он протянул руку:

– Мое почтение, ваше сиятельство. Видеть вас в нашем доме – большая честь. Я Дмитрий Чернышев, отец Алены.

– Очень приятно, – пожал ему руку Аверин и снова сел, – мы тут говорили о вашей свояченице.

– Да! Вы тоже думаете, это она? Я не знаю, как, но уверен, это она выкрала нашу дочь!

Аверин поднял ладонь, прося его успокоиться. Он раздумывал, как потактичнее спросить о самом важном и не вызвать всплеска криков и слез. Дождавшись тишины, он как мог спокойно проговорил:

– Мне придется задать несколько неприятных вопросов. Я хочу поговорить о похоронах.

Мама Алены немедленно залилась слезами.

– Мы… пытались забыть об этом… – тихо произнес отец.

– Простите, но придется вспомнить. Вы видели девочку в гробу?

Он специально старался не называть Алену по имени.

– Да, – мужчина кивнул, – это, без сомнений, была она.

– А вы прикасались к ней? Она была… холодной?

Женщина подняла заплаканные глаза:

– Да… холодной, моя девочка… холодной и окоченевшей. Ручки… не разгибались… я ей колечко ее… хотела… – она заплакала навзрыд.

«Хм»…

– На какой день смерти проходили похороны?

– Как и положено, на третий, – сказал отец.

Обычно трупное окоченение на третий день проходило, по крайней мере, у детей. Потому что у них еще не сильно развита мускулатура. Но, возможно, тело держали в мощном холодильнике.

– Вам сразу выдали тело в больнице?

– Нет. Мы забрали ее… почти перед похоронами. Мы заплатили чародейке, чтобы она… ну, хорошо выглядела. Там, в больнице и заплатили. Очень недорого она взяла. А у нас… ну вы понимаете…

Аверин понимал. И еще раз убедился, что надо наведаться в больницу. Но сначала решить главный вопрос.

– Нужно ваше разрешение на эксгумацию.

– На что? – оба родителя подняли на него глаза.

– На вскрытие могилы. Чтобы точно узнать, кто там похоронен.

Тетю девочки, Лидию Ланскую, Аверин дома не застал. Но дал обнюхать Коржику лестницу и дверь. Див показал, что запаха девочки не чувствует, но проявил беспокойство. К сожалению, что именно взволновало Коржика, Аверин узнать не мог. У дива не было личин, способных к речи. Что же, придется зайти к тетке вечером или завтра утром – Ланская работала в отделе по делам музеев и охране городских памятников и занимала заметную должность.

И найти способ расспросить Коржика, не делая официального запроса. В свой последний визит Владимир сообщил, что его и Мончинского переводят в столицу. А больше знакомых дивов первого класса у Аверина в Петербурге не осталось. Кроме Анонимуса. Но отвезти Коржика в поместье вряд ли получится. Див не может отсутствовать в участке слишком долго. Вот если бы…

«Не думать» выходило плохо. В каждой его мысли так или иначе присутствовал Кузя. И каждое действие в любом расследовании неминуемо напоминало о потере. Зря Виктор надеялся, что работа поможет переключиться и забыть. Выходило наоборот. Впрочем, какой-то смысл от работы был. Когда он делал что-то полезное, отчаянно терзающее его чувство вины немного отступало.

Вечерами, сидя на веранде и глядя в небо, он бесконечно прокручивал в голове тот день. И пытался понять, что мог сделать по-другому. И мог ли. Не ехать к Метельскому, а направиться прямиком во дворец? Сразу, без разговоров, сдаться Владимиру и заставить Кузю остаться с Сергеем? Десятки мелких случайностей привели к катастрофическому результату. Предвидеть их было невозможно. Но от чувства вины это не избавляло. И сколько бы его друзья ни объясняли, что Кузя выбрал лучший вариант, что в любом ином случае был бы бой, пострадали бы и дивы, и ни в чем не повинные люди, это совершенно не успокаивало. Если бы он мог отдать свою жизнь за то, чтобы вернуться и что-то изменить, он сделал бы это, не задумываясь.

– Гав, – напомнил о себе