Шрифт:
Закладка:
Ниночка Алексеевна убрала руки с его плеч.
— Лёшик, я так не могу…
— Чего «не могу»? — спросил он нетерпеливо.
Она молчала. Он отступил на шаг, сунул руки в карманы брюк: — Не тяни кота за хвост.
— Лёшик, — она зашептала, не поднимая глаз: — Давай поженимся. Чтоб всё по-людски.
И пошла красными пятнами, когда он захохотал: — Ну ты даёшь? Замуж хочешь?
Из глаз Ниночки Алексеевны закапали слезы, когда он согнутым пальцем, как крючком, поднял её подбородок, и не поверила ушам, услышав:
— Да я и сам хотел. Только думал, что засмеёшь меня. Я то что — без образования, гол как сокол. А ты вон — институт кончала, и отец у тебя шишка был. Нужен я тебе что ли, кореец вшивый.
Она кинулась к нему обнимать: — Дурашка ты, Лёшик, ну ты такое говоришь!
И исступлённо вскрикнула, когда он задрал халат и сделал с ней всё, что она хотела прям на кухне.
Квартиру продали на удивление быстро, благо у Алексея нашёлся и знакомый риэлтор, и нотариус. Ниночка Алексеевна аккуратной завитушкой подписывала бумаги и поглаживала обручальное колечко на пальчике. Жаль, папа не дожил. Но ведь человек жив, пока живёт память о нем. И Ниночка Алексеевна знала, что папа радуется за неё. За них. Они будут жить долго и счастливо и умрут в один день.
Корея ошеломила Ниночку Алексеевну. Заглушая многоголосый шум, в огромном зале аэропорта гремели объявления на тарабарском языке, и что-то важное сообщали вывески с большими иностранными буквами. Ниночка Алексеевна прижалась к мужу, но Алексей отстранился и скомандовал: — Бери сумки, Нинок, а я чемоданы. Давай быстрее.
В такси Ниночка Алексеевна шёпотом спросила:
— Лёшик, а чего он в белых перчатках?
Алексей засмеялся и что-то сказал по-корейски. Водитель с любопытством глянул на неё в зеркало заднего вида и широко улыбнулся. Ниночка Алексеевна забилась в угол машины и стала смотреть на проносящиеся за стеклом высокие здания из стекла и бетона, на деревья с причудливо изогнутыми черными ветками, похожими на страдальчески простёртые руки.
Лифт вознёс их на четырнадцатый этаж. Не успел Алексей нажать на звонок, как дверь распахнулась, и сухонькая старушка кинулась его обнимать. Втащили чемоданы и сумки.
Старушка затараторила, обильно вставляя русские слова в корейскую речь. Ниночка Алексеевна не понимала ни слова. Вскоре старушка ушла, похлопав Алексея по плечу, на Ниночку Алексеевну она едва взглянула.
— Ну что, Нинок, располагайся! — Алексей обвёл рукой вокруг.
Ниночка Алексеевна огляделась. Две комнатки, маленькая кухня. Пахнет затхлостью и плесневелыми тряпками. Всюду пыль, вдоль стен навалены какие-то коробки и мешки. Зато есть холодильник, и газовая плита почти новая. Ничего, глаза боятся, руки делают.
— Есть охота. Соседка суп сварила, и ким-чхи сделала. Доставай из холодильника.
На следующий день поднялись рано. Алексей уехал в больницу к отцу, а Ниночка Алексеевна принялась наводить порядок. Перетрясла с балкона одеяла и подушки, выгребла из холодильника банки с заплесневелой едой, разложила вещи в шкафу, пристроила на полку фотографию в рамке из красного дерева. Стиральная машина безостановочно крутила и отжимала, ревел пылесос, заглушая телевизор. Через несколько часов Ниночка Алексеевна, удовлетворённо оглядела ещё влажные полы и подумала: — Жить можно!
Она решила сходить в магазинчик на углу, запримеченный ею с балкона. Сняла фартук, пригладила перед зеркалом волосы, тронула губы розовой помадой.
Окружённый деревьями большой двор был вымощен красной плиткой. Посреди двора стояла детская горка и качели — совсем как у нас. На лавочках под высоким навесом сидели несколько женщин. Они как по команде повернули головы и до неё донеслось: — Это та русская, которая с Лёхой вчера приехала.
Ниночка Алексеевна ускорила шаг и не услышала незамедлительного ответа:
— Говорят, она за него вышла, чтобы в Корею уехать. Ясное дело. У нас и пособие дают, и медицина на уровне. Не то, что в России.
Самая молодая из женщин, стрельнула глазками вслед удалявшейся спине и пропела:
— Первая Лехина жена — какая хозяйка была! А эта совсем готовить не умеет.
— Отец-то знает, что сын русскую невестку привёз? — спросил кто-то.
— У него с головой плохо. — ответила сухонькая старушка. — Они решили его в дом престарелых сдать. Понятное дело! Разве русская невестка захочет за свёкром ухаживать?
— Да уж. Ой, девчонки! — воскликнула молодая, и женщины дружно повернули головы: — Я же вчера в Сеул ездила, на Тондемуне распродажа была!
— А нам чего не сказала! — ахнули женщины и вернулись к обсуждению насущных проблем — где, что и почём.
Ниночка Алексеевна быстро дошла до магазинчика на углу. Покружила между полок, заставленных коробками с загадочными иероглифами, постояла в нерешительности у стеклянной дверцы холодильника, поглазела на череду разноцветных пластиковых бутылок. На стеллаже возле холодильника лежали пакеты с неправдоподобно свежей зеленью. Ниночка Алексеевна повертела один в руках и испугалась трём нулям на ценнике. Это сколько же в рублях? Приветливая девушка за кассой прощебетала что-то вопросительное. Ниночка Алексеевна неуверенно улыбнулась, сунула в карман листочек со списком продуктов и пошла домой несолоно хлебавши.
Алексей вернулся домой вечером и недовольно наморщил нос, увидев на столе остатки давешнего супа.
— Жрать нечего, — и, не слушая оправданий, ушёл, грохнув дверью. Вернулся за полночь. От него пахло спиртным и калёным подсолнечным маслом.
— В щиктане поел, — пояснил он. — В «кафе» по-нашему. Ты бы хоть чутка по-корейски говорить научилась, Нинок.
Ниночка Алексеевна обрадовалась, что он больше не сердится и побежала в ванную. Вернулась в кружевной ночнушке, с распущенными волосами. Оглядела храпящего мужа, подоткнула одеяло, чтоб не замёрз и проворочалась всю ночь без сна.
Вскоре Алексей устроился на работу на завод. Уходил рано, возвращался поздно. Потом мужу дали общежитие, и он стал приезжать только на выходные. Сначала выходных было два, как в России, но потом завод стал работать и по субботам тоже. Воскресенье Алексей проводил у отца в доме престарелых, как полагалось хорошему сыну.
Ниночка Алексеевна старалась не плакать при муже, толку от этого не было никакого. Вернуться обратно они не могли — денег с квартиры едва-едва хватило, чтоб оплатить долги, проклятые банки ободрали их, как липку. А что почти не видятся — так это даже хорошо, меньше надоедают друг другу. Живёт на всем готовом — плохо ли? Её долг — сидеть дома и не маяться дурью.
Через полгода Ниночка Алексеевна возненавидела Корею. Ненавидеть её она начинала с самого утра, когда включала телевизор, в котором благодушные люди безостановочно готовили разную еду. Потом мужчины и женщины принимались есть приготовленные
