– Фельдшер снова взглянул через окошко в зеркало заднего вида, чтобы поймать взгляд водителя.

– Ничего, ничего, успокойся. Все в порядке. И, правда, надо отдохнуть. Такое пережить. А ты молодцом, ни истерики, ни крика.

– Да я, правда, в порядке. И успокоилась я уже давно. – Варя помолчала, вспоминая недавние события. Ведь кто-то погиб. Кто-то никогда не вернется домой, навсегда оставшись в этом проклятом самолете. – Варвара. Садковская. Варя я. Русская, если не поняли.

Мужики совсем притихли. Фернандо принялся измерять Варе давление. А ей было все равно. Что их так напугало? Она быстро скинула одеяло, которым ее заботливо накрыли, в надежде дать уют и спокойствие. Мол, все окей. Все закончилось.

– Что-то не так… – Ее вдруг всю затрясло. – Где моя одежда, почему я странно одета так? Кто меня вообще переодел? О, Господи, я ничего не понимаю…– Варя начала было кричать, но ей тут же всадили какой-то укол, погрузив в сон. Словно бешенную собаку заловили.

Варя медленно открыла глаза, и обвела взглядом больничную палату. Все красиво и аккуратно. Около нее стоял врач и что-то писал, нахмурив лохматые брови, точь-в-точь как у Леонида Ильича.

Врач представился, но Варя тут же забыла его имя.

– Мне надо позвонить. Маме с папой. Они волнуются, наверное.

– Не беспокойся, мы им уже сообщили.

– Спасибо.

Варя и правда немного успокоилась, хотя, как и прежде, мало что понимала. В голове была путаница, и острое ощущение чего-то плохого.

– Что они сказали? Родители? Кто с ними говорил? Они ведь ни по-испански, ни по-английски не говорят.

– У нас здесь целый штаб психологов, которые работают с родственниками, сообщая им радостные и печальные новости.

Варя сняла резинку с волос, обдумывая свой следующий вопрос. И замерла. В полном и абсолютном ужасе. В таком только просыпаются ночью с сильным сердцебиением и влажными ладонями, и не могут потом заснуть как минимум до утра, вспоминая и прокручивая снова и снова детали кошмара. На лице Вари моментально выступил пот. Это были не ее волосы. Ее волосы средненькой длины, и такого тускло – пегого цвета. Вернее, трех цветов: очень красивого пшеничного, потом сенно-желтого, и чуть буроватого. Она резко ногами сдернула одеяло и стеклянным взглядом уставилась на изнуренное худощавое тело, облаченное в больничную сорочку. Живот не заграждал вид на ноги, а впадал так, что по бокам торчали косточки. И ноги – не пухлые которкие дудочки, а длинные и стройные, переходящие в аккуратные ступни с ярко-бордовым, идеальным маникюром.

Варя закрыла глаза и, положив ладонь на готовое выскочить из груди сердце, снова открыла их.

Дрожащей рукой она еще раз провела по волосам. Они были гладкими, длинными. Слишком длинными. И черными…Неужели…Неужели она была в коме так долго. Это объясняет истощение. Боже, наверное, ее вид был столь удручающим, что ей покрасили волосы? Они, наверное практикуют это в европейских больницах. Варя сглотнула ком и приготовилась услышать кошмарные новости.

– Какой…какой год сейчас? Какое число? – Сколько прекрасных лет своей жизни она потеряла?

Врач оторвался от своих записей, и взглянул на нее сквозь лохматые брови.

– В смысле, ты не знаешь?

– Ответьте!

– 2012, 18 Ноября. В чем дело? Ложись, лучше. Ты пережила настоящий кошмар. Но мы провели несколько тестов, и, кажется, ты даже царапин не получила.

– Я не понимаю… Что, правда? Я не была в коме? – Задыхаясь произнесла Варя. –Дайте мне зеркало… Быстро дай мне зеркало! – Если врач с ней не церимонился и называл на «ты», то она тоже не станет. Ее всегда удивляло это в испанском языке. Слово «вы» у них существует, но пользуются они им в крайне редких случаях. Хотя сейчас ей было не до грамматики.

– Да не волнуйтся ты о своей внешности. Великолепно выглядишь. Ни царапинки. Просто удивительно. Вечно вы женщины, даже из горящего самолета должны выходить как из салона красоты. – Врач по-видимому, думал, что сострил. Или, он, что? – флиртует с ней?

– Где я? – Варя не переставала удивляться насколько естественно звучал ее испанский. Вот что значит погрузиться в среду. Правда, некоторые звуки она произносила не так, как привыкла. Не было межзубного «с», а двойная «л» звучала как «ш», но звучала естественно, выходя даже в словах, которые, как Варе раньше казалось, она не знала. И ее это удручало, хоть и в меньшей степени, чем внезапно изменившаяся внешность.

– В городской больнице Мадрида, Ля Паз. Флоренс, тебя что-то беспокоит? – Врач снова нахмурил брови, и, несмотря на странность ситуации, ей захотелось расхохотаться в голос.

– Флоренс? Да Боже ж ты мой? Какая я Флоренс? И что с моими чертовыми волосами? Что с моей одеждой? Сколько я тут провалялась? И кто сошел с ума – я или вы?

– Успокойся. Это нормально. Ты пережила сильнейший стресс. Но поверь, выглядишь действительно потрясающе. Великолепно. И волосы тоже. Длинные, красивые, черные волосы. А провела ты тут где-то около двух часов, – он глянул себе на запястье, и добавил: – с половиной.

–В том-то и дело. Они черные. Не пегие.

– Э…ну, вернешься, сделаешь прическу, какую пожелаешь. Такое бывает – после сильнейшего стресса люди обычно хотят что-то поменять. Это только на пользу. У меня же есть несколько вопросов. Стандартная процедура.

Варя издала страшный стон. Неужели он не слышит, что она говорит…

– Но если хочешь отдохнуть, я зайду позже.

Врач быстренько свернул свои бумажки и направился к выходу.

– Я, пожалуй, пришлю психолога. И сделаем КТ на всякий случай. Я могу предположить травму головы. Хотя, не похоже. Тошноты нет, сознание ты не теряла. Несмотря на то, что на твоих глазах страшной смертью гибли люди. – Он почесал затылок и вяло произнес: – Флоренс, я к тебе зайду через пару часов. И если все в порядке, мы держать тебя не будем здесь. Надо будет еще поговорить с представительством авиакомпании, они запишут данные. Что-то по поводу компенсаций, – врач говорил невнятно, и постоянно заикался, явно смущенный вопросами Вари.

Он, судя по всему, решил, что она всего лишь капризная девка, не довольна своим видом после авиакатастрофы.

Врач открыл дверь, но Варя вскочила и перегородила проем.

– Зеркало. Мне нужно зеркало. Со мной что-то не так, – прошептала она. – Это совсем-совсем не я. – Варя с отвращением откинула длинные черные пряди, которые словно паучьи лапы липли к ней, заставляя все ее тело дрожать от ужаса. Она опустила взгляд на тонкие руки, украшенные золотыми кольцами, на изящные пальцы, так не похожие на ее коротенькие пальцы-сосиски. – Если бы ты меня видел, то понял бы. Я такая маленькая, чуть пухленькая, хотя раньше была совсем толстая. – Лицо врача застыло, и Варя отчаянно опустила руки и заплакала. – Вы не видели меня? Я жива? Что со мной? Где я…Может, я в коме, как в том фильме, а?