Лёшка радовался за брата.

Пока папа доберётся до дневника, Игорь успеет исправить свою двоечку.

Однако и эта удача не улучшила настроение старшего брата.

Игорь ходил мрачный, как туча, и опять говорил, что всё ему надоело, все люди ограниченные, говорят каждый день то же самое, будто им по учебнику задали «от сих до сих».

В понедельник дед послал Лёшку в магазин за макаронами и за солью. Мясо и всякие другие продукты мама большею частью покупала сама и обед, конечно, готовила сама по вечерам. А соль и спички всегда почему-то забывали купить.

С огромным кульком в руках Лёшка пробега́л по доске, переброшенной через канаву-траншею.

Длинными жёлтыми палочками во все стороны торчали из кулька макароны. И чуть весь этот макаронный частокол не погиб.

Внезапно из траншеи выскочили двое мальчишек. Маленькие, должно быть ещё первоклассники.

Они вылетели прямо у Лёшки из-под ног с отчаянным воплем:

— Сдавайся! Сдавайся! Я победил!

От неожиданности Лёшка еле удержался на доске и чуть не вывалил все макароны в канаву.

— Эй, вы! Поосторожнее! — крикнул он. — Чего на человека налетаете?

Мальчишки даже не посмотрели на Лёшку. Оказывается, за его спиной крался по доске третий шкет, такой же замурзанный и воинственный. Все трое размахивали деревянными шпагами.

У двоих на шеях болталось по ключу на длинном шнурке.

Лёшка постоял, глядя, как улепётывает третий мальчонка от первых двух, и направился к своему подъезду.

Возле дома восседали на скамейках старухи, дышали воздухом.

Погода была прекрасная, солнечная, деревья стояли золотые.

При виде старух Лёшка подумал: «Вот почему называется бабье лето, как говорит дед. Чтобы вот такие бабушки напоследок перед зимой погрелись на солнышке».

Когда Лёшка проходил мимо, одна из бабушек тягуче проговорила:

— Прежде у детей на шеях кресты висели, а теперь ключи… — И по тону не понятно было, осуждает она это обстоятельство или, наоборот, одобряет.

«Ограниченную мысль высказала эта бабуся или нет? — подумал Лёшка. — Наверно, всё-таки ограниченную. Ну, висит ключ от входных дверей на шее, и что такого? Привязан на шнурок, чтобы не потерялся».

Беря из Лёшкиных рук пакет с макаронами, дед спросил:

— А соль где? И авоська? Не потерял?

Лёшка стукнул себя кулаком по лбу. Авоська-то у него в кармане, а вот соль совсем из головы выскочила.

А Игорь ещё говорит, что ничего необыкновенного нет. С солью, например, просто что-то необыкновенное: нарочно за ней идут и то забывают купить.

— Снова, что ли, бежать, а, деда? Больно уж неохота…

— Ладно, сам потом схожу. Уроки учи.

— А Игорь дома?

— Пришёл недавно. Обедать не стал, сидит, занимается. Ты уж ему не мешай, Лёшенька! Ко мне иди уроки учить.

У Кузьминых было три комнаты: самая большая — папина-мамина, средняя — Игоря с Лёшкой, маленькая находилась в единоличном владении деда. А за столовую шла кухня.

Когда-то средняя комната была дедушки-бабушкина, а маленькая просто так, запасная. Потом родился Игорь, бабушкина комната стала детской, дед по собственному желанию устроился в маленькой. Но тех времён Лёшка почти не помнит, он был крошечный, когда бабушка умерла.

В дедовой комнате, за дедовым столом Лёшка кончал писать упражнение по-русскому, когда пришли с работы родители. Двери были открыты, и Лёшке было всё слышно.

— Степан Кузьмич, — оживлённо говорила мама деду, — представляете, прямо у подъезда я Николая нагнала!

Голос у мамы радостный, будто невесть что случилось. Лёшке даже слегка неудобно за маму стало: как маленькая. Ну, не встретилась бы она с папой у подъезда, и что? Через пять минут увиделась бы с ним дома.

Потом мама спросила папу:

— Не жмут?

— Порядок! — ответил отец.

Лёшка догадался: это про ботинки, на днях папе купили новые.

Мама звонко сообщила:

— Я видела в магазине на углу отличные меховые шапки. Надо будет Игорю купить с получки, совсем у него старая.

— Лучше себе что-нибудь купи, — сказал отец. — Всё нам да нам.

— А мне ничего и не надо, — весело сказала мама. — Ещё, знаешь, у Лёшки брюки протёрлись, нельзя же везде форму таскать…

— Вот получу премию. Наш цех план перевыполнил. — Голоса доносились уже из кухни.

— Да уж вы всегда молодцы! — Это мама, с гордостью. — Не хлопочите, Степан Кузьмич, я сама на стол накрою.

А ведь, пожалуй, Игорь прав: говорят всё то же самое. Сколько раз уже Лёшка слышал, что папин цех, да и весь завод, на котором когда-то работал дед, а теперь работают папа с мамой, — отличный завод и что план там перевыполняют. И, чтобы дед не суетился, мама сама всё сделает, тоже каждый день слышит…

— Игорь, Лёша, обедать! — позвала мама.

Придя из школы, Лёшка, разумеется, пообедал, но отсутствием аппетита он не страдал и почти всегда ещё вместе с родителями заправлялся.

— Руки вымыл? — спросила мама, когда Лёшка показался в дверях кухни.

Вот! Непременно надо сказать про руки.

— Вы — ограниченные люди! — выпалил Лёшка. — Мысли у вас от сих до сих.

Отец уже сидел за столом, без пиджака, ворот рубашки расстёгнут, крупное лицо розовое после мытья. Он с удивлением посмотрел на младшего сына.

— А ты, брат, нахал! Даже не ожидал, признаться!

Мама всплеснула руками и засмеялась:

— Ограниченные люди? Ничего себе! Это за что же такая немилость?

Возившийся у буфета дед прямо подскочил:

— Это у нас чего такое, ась? Выдери его, Николай, и вся недолга!

Дал бы дед выдрать своего любимца, как бы не так! Лёшка это понимал. Однако переминался в дверях с пылающими ушами.

— А как это — ограниченные? — спросил отец. — Я не понял.

— Ну, просто… — промямлил Лёшка. — Всегда говорите про самое… обыкновенное… Я же слышал…

— Про что же, например? — Голос у отца был подчёркнуто спокойный.

— Про ботинки… про шапку, что её надо купить. И вот — руки вымой!

— А вот ты и расскажи нам что-нибудь такое особенное! — взвился дед.

Лёшка в замешательстве переступил с ноги на ногу, поднял голову и встретился с негодующим взглядом брата. Игорь стоял за его спиной.

— Дай пройти… — Он плечом отодвинул Лёшку. — Встал, как столб. — Процедил сквозь зубы: — Остолоп! — и прошёл к столу.

— Садись, Лёшка, — примирительно сказала мама. — Двоечек-то ты не нахватал?

«Я-то не нахватал», — подумал Лёшка и, чтобы мама не обратилась с тем же вопросом к Игорю, воскликнул капризно:

— Видишь, опять то же самое! Всегда про отметки спрашиваешь.

— Не получил ли ты орден, — сказал