Шрифт:
Закладка:
-Одета она странно, с маскарада, что ли? - голос молчал, и я предположила совсем дикое - она что, из прошлого нашего мира?
Голос хмыкнул - Из прошлого - это точно, а вот нашего мира или нет - потом и узнаешь. Прощай, Лена! Помни, что счастье этой девочки - это и твое счастье!
Голос затих, а затем и я затихла, погружаясь в темноту и уже не замечая, как реже стала дышать, как замедлялось сердцебиение, как истошно взвыли сигналы аппаратуры... Елены Константиновны Демидовой в этом мире не стало существовать.
***
Голова болела нещадно, глаза не хотели открываться, да ещё чей-то голос совсем рядом испуганно и уныло бубнил, и меня ещё трясли при этом.
-Ленни, вставай, Ленни! Ты же глаза открывала, я видела! И так лежишь пластом третий день, матушка ваша уже гневается, сказала, не встанешь сама - так она придет и поволокет как есть, в одной рубахе! И пусть господин нотариус и господин пастор увидят тебя такой! Ленни! Ну, хватит, вставай!
Тон голоса сменился на безнадёжный, казалось, обладательница его сейчас заплачет. Я с усилием открыла глаза. Вначале все было мутно и плавало передо мной, но постепенно зрение сфокусировалось, и становилось четким. Надо мной нависала темная остроугольная крыша, перекрещивающиеся балки. Дырок в крыше не было или я не заметила. Но холодно было ужасно и ветхое одеяльце, которым я была укрыта, спасало мало. Вообще, где я, что я? Нет, я точно помню, что я - Елена Демидова, и я умерла. И разговор тот с голосом помню. Выходит, теперь я та девочка, и зовут ее Ленни. Мне почему-то казалось, что Гретхен. Но где девочка, то есть, теперь я, нахожусь? Какая матушка и что случилось с Ленни?
С большим трудом, осторожно, кряхтя и охая, как старушонка, я села на кровати, пережидая головокружение. Потом скосила глаза в сторону. Там стояла девчонка лет шестнадцати-семнадцати на вид, в точно такой же одежде, что я видела на Ленни. Униформа, что ли, какая? Увидев, что я смотрю на нее, она обрадованно всплеснула руками, только собралась затараторить что-то, но я её перебила, прохрипев.
-Ты кто? - и без логического перехода добавила - дай мне одежду, околела вся!
У девчонки округлились глаза, рот, собралась, видимо, завизжать, но почему-то передумала и плаксиво сказала:
-Вот это ты свалилась с лестницы! Да и головой здорово приложилась, коль не узнаешь! Ульрика я! Служанка в доме! А одёжку, вот держи! Давай помогу, а то опять упадешь ещё! Что, правда, ничего не помнишь?
У девчонки в глазах светилось неприкрытое любопытство.
-Ага, тут помню, тут не помню… ромашка, блин… - сипло подтвердила я, неопределенно покрутив рукой над головой.
С помощью Ульрики кое-как оделась, воздвиглась на ноги. Вышеупомянутые подпорки мелко тряслись и, несмотря на холод, меня бросило в пот от слабости. Нда, то, что я смогла рассмотреть себя спереди, большого оптимизма не внушало. Девчонка была не просто худощавой, она была откровенно тоща. Худые, прямые, как две палки ноги, выпирающие тазовые кости, живот, прилипший к позвоночнику, грудь, стремящаяся уйти в явный минус. Цыплячья шея, лица пока не видела, но упавшая прядь нечесаных волос была каштанового цвета.
У Ульрики, стоявшей напротив, при такой же фигуре, были голубые глаза, белесые брови и белобрысые косицы, задорно торчавшие из-под такого же, как у меня, невразумительного чепца. Посмотрев на меня, она неуверенно предложила.
-Может, пойдем? Матушка уже давно сердится, а то пока дойдем с тобой, вон, как ты шатаешься.
Я кивнула, уцепилась за Ульрику и мы пошли. Точнее, поползли. По пути я пыталась получить инфу у девчонки.
-Что же так сердита матушка на свою дочь? Что я сделала плохого?
Улька оглянулась, и понизив голос, сказала - Да я-то недавно у вас в доме служу, полгода всего, да только слышу, что слуги шепчут. Мачеха она вам! Ваш папенька уж давно померли, теперь вот всем и правит госпожа Хильда. У нее своих две дочери - Мария и Гертруда. А ты, стало быть, Ленни, Елена. Не знаю, за что тебя так госпожа Хильда невзлюбила, только после смерти папеньки тебя на чердак, к слугам переселили, и работаешь ты вместе с нами. Иногда только, когда на рынок идём, тебе разрешают добрую одежду надеть, чтобы никто ничего не подумал.
То ли смеяться, то ли плакать... я, кажется, в сказку про Золушку попала! С вариациями. Надеюсь, принца здесь не будет. Никогда не любила эту инфантильную сказку! Кстати, неплохо бы узнать, а где мы, собственно, находимся? И я спросила.
-Так в Дарменштаде, что на Трайне стоит!
- К черту подробности, страна какая? - пропыхтела я, повиснув на перилах лестницы, отдыхая. Чем ниже мы спускались, тем становилось теплее и обстановка богаче, которую удавалось рассмотреть с лестницы. Вот и лестница дубовая стала и прочная, и перила у нее есть.
- Да ведь в Саксонерии же! Королевство так наше называется! Оно, хоть и маленькое, да только нас никто не смог завоевать!
-Потому что оно на хрен никому не нужно - пробурчала я себе под нос. Да, дела плохи. Если королевство, то есть король и, соответственно, принц. Вот этого мне только и не хватало для полноты счастья! И, получается, это всё-таки не наша реальность! Историю я помню хорошо, не было у нас в Европе такого королевства с названием Саксонерия! Саксонии были, и Верхняя и Нижняя, а вот такой не было. Ладно, что уж теперь, назад не отмотаешь. Пошли дальше вниз.
На лестничной площадке между вторым и первым этажом висело большое, в рост человека, зеркало. Ага, значит, зеркала уже изобрели и семья не бедствует, зеркала всегда были дорогими. Я тормознулась возле зеркала, разглядывая свое новое лицо. Фигуру я видела, поэтому не буду расстраиваться ещё раз. Ну, при определенном желании, девчонку можно было бы даже назвать хорошенькой, если бы не болезненный вид. Чистая, хоть и бледная кожа, красивый рот, прямой, небольшой носик, четкие, темные брови на высоком лбу. Глаза обычные, яркие, зелёные, опушенные густыми темными ресницами. Волосы нечесаные торчат во все стороны, это да. Что и неудивительно, трое суток девчонка валялась без сознания, никому не нужная. По всем признакам, так и умерла.
