Кто бы не захотел скрыть тот факт, что связан с таким чудовищем?

Но чудовище или нет, она все равно его мать.

– Прости, что причинила ей такую боль у тебя на глазах, – шепчу я.

Петрик сглатывает:

– Так было нужно. Мы не можем рисковать тем, что нас снова задержат.

– Я сделала это не из мести. Я сказала ей, что сделаю это, если она…

– Все в порядке, Зива. Правда.

Его темные глаза скользят по лицу Темры, ее волосам цвета красного дерева, ее губам, безупречному лицу – все это едва различимо в лунном свете.

– У нее не было шанса накричать на меня за то, что я утаил этот секрет. Она должна это сделать. Должна сказать мне, что не хочет слышать мои оправдания. Должна швырять в меня всякой всячиной.

Чтобы удержаться от слез, я издаю слабый смешок.

– Так и будет. Все это тебя ждет. Ты уже подумал, как будешь перед ней объясняться?

Он качает головой:

– У меня нет объяснений. Только правда. Я боялся, что ты не подпустишь меня к себе, если узнаешь, кто я такой. Не все могут поверить, что я не испытываю к матери никаких теплых чувств.

При этом он бросает взгляд в сторону Келлина.

– Я знаю, почему ты сделал то, что сделал, – отвечаю я. – И не держу на тебя зла.

– Ты хороший друг, Зива. И еще лучшая сестра.

– Я подвела ее.

– Это не так. Ты все еще борешься за нее. Мы доберемся до столицы. Темра будет исцелена. Мы очистим свои имена, а Кимора получит то, что заслуживает за свое предательство.

Я так сильно хочу ему поверить, но в голове проносятся ужасные картины будущего, которые затем переносятся в мои сны.

* * *

Меня будит тишина.

Повозка остановилась. Я немедленно проверяю, как там Темра.

– Почему мы не двигаемся? – кричу я.

– Лошадям нужен перерыв, – говорит Келлин. – Если мы будем так гнать и дальше, они сдадутся прежде, чем мы доберемся до столицы.

Мы свернули с дороги, и Келлин уже распрягает лошадей. Петрик вместе со своими вещами куда-то идет. Наверное, собирается приготовить еду.

Я остаюсь с Киморой и Темрой.

Клянусь, военачальница никогда не спит. Каждый раз, когда я смотрю на нее, она настороже. Ее глаза бегают туда-сюда в поисках любой возможности сбежать.

– Вот, – говорит Петрик некоторое время спустя. Он протягивает мне миску с бульоном. – Я могу покормить ее, если хочешь.

– Нет, я справлюсь.

– Я все равно помогу.

Он опускается на колени позади Темры и усаживает ее, в то время как я дрожащими пальцами подношу ложку к ее рту.

Я силой разжимаю ее губы и, запрокинув ей голову, вливаю бульон. Увидев, что она пытается сделать глоток, я вздыхаю с облегчением.

– У нас все получится, – говорит Петрик.

– Эта целительница, о которой ты говорил… она хороша?

– Она может работать с телом так же, как ты работаешь с железом. Она хороша, Зива.

Следующая ложка бульона оказывается снаружи и сопровождается еще большим количеством крови.

– Она может залечить дыру в легком Темры? – спрашиваю я.

– Я видел, как она прикрепляла конечности.

Надежда, теплящаяся в моей груди, опасна, но если я потеряю Темру, то потеряю последнего члена своей семьи. Потеряю свое сердце.

Тогда Кимора действительно заберет у меня все.

Когда Темра наедается досыта, взгляд Петрика останавливается на его матери.

– Думаю, мне лучше пойти покормить ее.

Он оставляет меня, зачерпывает еще одну миску бульона и идет к своей матери. Юноша осторожно вынимает кляп и предлагает ей немного воды. Кимора пьет, пьет и пьет. Она не хочет показывать слабость, но по тому, сколько она глотает, я могу сказать, что это путешествие дается ей тяжело. Ее конечности, должно быть, болят из-за того, что она постоянно связана. Ее запястья и лодыжки покраснели и распухли от туго затянутых веревок, но у нее сейчас есть травмы и похуже.

Я рада, что она страдает, и мне за это не стыдно.

За последние четыре дня лицо Темры стало еще бледнее. Ее губы потрескались. Ее легкие ослабли. От долгого нахождения в одной и той же позе у нее появились пролежни. Но я не решаюсь ее подвинуть – боюсь усугубить травмы.

Возможно, это последние дни, которые я провожу со своей сестрой, а мне даже не удается поговорить с ней.

Я пытаюсь не думать об этом.

Когда Кимора достаточно напивается, они с Петриком начинают перешептываться. Я не могу расслышать подробности разговора, но от того, что она говорит, Петрик морщится. Он наливает ей немного бульона, кормит ее и продолжает негромкий разговор. Ее лицо ничего не выражает, и я начинаю задаваться вопросом, не следует ли мне подойти ближе.

Вдруг Темра начинает кашлять.

Я осторожно переворачиваю ее на бок и растираю спину. Ее плечи вздымаются, а тело напрягается. Кровь стекает с ее губ.

– Я не оставлю тебя, – говорю я. – Я здесь, Темра. С тобой ничего не случится.

Краем глаза я замечаю движение и оборачиваюсь. Келлин наклоняется, чтобы зачерпнуть немного супа. С его ростом приходится сильно наклониться, чтобы дотянуться до кастрюли. Даже будучи покрытым дорожной пылью от долгого путешествия, он, с золотисто-рыжими волосами и мягкими чертами лица, красавец во всех смыслах этого слова.

Когда-то он так много значил для меня. Какое-то время мы были… вместе. Но вместо того, чтобы бежать и помочь моей сестре бороться с Киморой, он пришел за мной и людьми, которые пытались меня забрать.

Он спас меня, а не ее.

И если она умрет, я никогда не смогу простить его.

Даже если она выживет, я не думаю, что смогу простить его. Он знал, что моя сестра – это весь мой мир. Он знал, что мне не грозила никакая реальная опасность. Кимора хотела, чтобы я осталась жива. Но она хотела убить мою сестру, чтобы преподать мне урок.

И все же он пошел за мной.

Он сделал неправильный выбор, так как же я могу сделать выбор быть с ним?

Взяв себе еду, он подходит к телеге с моей стороны. Я вдруг понимаю, как близко он находится. Я не знаю, почему это чувство сохраняется даже спустя столько времени, проведенного вместе. И все же, когда он рядом, всегда происходит одно и то же. Во мне беспорядочно смешиваются волнение и тревога.

– Мне жаль, что я сомневался в Петрике, –