Шрифт:
Закладка:
— Забудь, мам. Она просто не знала.
— А следовало бы. Я так считаю. Ты собираешься туда?
— Да, я только оденусь.
— Хорошо, — сказала она. — Я приготовлю ужин, пока тебя не будет. Так что, когда ты вернёшься, будет что перекусить.
Нет, только не это!
— Спасибо огромное, но я в порядке.
— Дали! — мама открыла холодильник. — Здесь кроме риса ничего нет. Скорее всего, тебе придётся очистить дом сегодня. А у тебя даже нет кексов для подношения.
Там ничего не было, потому что я планировала хранить остатки нашего с Джимом ужина. Джим, который в настоящее время прятался наверху и которого мне необходимо было тайком вывести отсюда.
— Я собиралась сегодня сходить за продуктами. И я украду несколько твоих пончиков для подношения.
У меня в холодильнике были яблоки, и мой сад благоухал. Этого было бы достаточно для подношения.
— Я приготовлю что-нибудь поесть. Посмотри на себя — кожа да кости.
— Мама, я в полном порядке. Мене двадцать семь лет.
— Да, так и есть. Твоя раковина пахнет интересно, а в холодильнике шаром покати, мусорка переполнена. И это! — мама вытащила из шкафчика два грязных винных бокала.
Как она вообще узнала? У неё что, радар в голове?
— Что это такое? Ты пила?
Помогите.
— Пьёшь в одиночестве? Это не пойдёт тебе на пользу. Послушай, ты даже не потрудилась вымыть бокал. Ты просто вяла ещё один и воткнула грязные сюда. Так поступают алкоголики.
— Я оборотень, мам. Я не могу напиться, даже если попытаюсь.
Технически, я могла бы. Если я выпью целую бутылку виски, я буду подшофе минут двадцать, а потом моё тело расщепит алкоголь, и я буду трезва, как стёклышко.
— Выпивка, голодание, сомнительные бродячие коты, — моя мама затрясла головой. — Знаешь, что тебе нужно? Тебе нужен хороший мужчина. Тебе нужно выйти замуж и нарожать много здоровеньких детишек…
Я закрыла лицо руками.
Наверху опять что-то грохнуло.
— Ну всё, — мама направилась к лестнице. — Я собираюсь увидеть этого кота.
— Ты испугаешь его! — я догнала её на полпути. — Мама!
Она распахнула дверь в спальню, которая оказалась пустой.
— Кис, кис… — мама наклонилась и заглянула под кровать. — Кис, кис… Твой кот понимает по-индонезийски?
По правде говоря, он понимал. Он выучил его ради меня.
— Я же сказала, что он прячется, — возможно, он выпрыгнул из окна.
Дверь в ванную комнату была открыта. А помидорно-красное нижнее бельё исчезло.
— Киса, киса, кис, кис…
Джим всё ещё был здесь. Я чувствовала его запах. Я протиснулась в гардероб и подняла голову. Джим был над дверью, закинув ноги на верхние полки гардероба, прижавшись спиной к стене. Дурацкое неглиже свисало с его пальцев.
Мне хотелось провалиться сквозь землю.
Джим потряс передо мной кружевной тряпочкой и его тёмные брови взлетели вверх.
Моя мать обернулась:
— Почему ты покраснела?
Мне нужно было выпроводить её из спальни немедленно.
— Я действительно должна уже идти искать Эйанг Иду, — сказала я. — Сейчас я собираюсь одеться.
Моя мать уставилась на меня.
— Можно мне немного уединения?
— Ладно, — Мама покачала головой и вышла из комнаты. Я услышала, как она спускается по лестнице, заперла дверь спальни, прислонилась к ней и перевела дыхание.
Джим вышел из гардероба, совершенно беззвучно ступая по ковру, и прислонился к двери рядом со мной.
— Сколько стоила эта вещица? — прошептал он.
— Не бери в голову, — прошептала я в ответ. — Ты сделал это нарочно.
— Сделал что?
— Ронял вещи. Ты ягуар или слон?
— Очевидно, я — бродячий кот. И твоя мать хочет кастрировать меня.
— У неё не возникло бы желание тебя кастрировать, если бы ты вёл себя тихо. Кастрация была последним, о чём ему нужно было волноваться. Если бы она обнаружила его, то была бы вне себя от радости и выбежала бы из дома, чтобы мы могли поскорее заняться деланием внуков.
Он схватил меня и поднял вверх. В его глазах вспыхнул озорной огонёк.
Его рот сомкнулся на моём. Горячие губы касались меня, дразня, уговаривая поддаться. Я сдалась. Он провел одним чувственным движением по моему языку, я задрожала. Его аромат окутал меня. Амбра, мускус и острый сладкий цитрус уносили меня в укромное место, где был только Джим, мой горячий, безумный Джим, с его сильными руками, крепко сжимающими меня в объятьях. Его поцелуй стал интенсивным, страстным, затем собственническим. Каждое движение его языка говорило: «Я хочу тебя». Я обхватила ногами его бёдра и позволила ему поцеловать меня. Наши языки переплелись, и дыхание стало одним на двоих. Он и понятия не имел, насколько прекрасной я чувствовала себя, когда он целовал меня вот так.
— Дали! Чего так долго?
Я отстранилась от него.
Он потряс головой, всё ещё держа меня:
— Нет.
— Мне нужно идти.
— Нет, не нужно.
Я пошевелилась и почувствовала его. Он был твёрд и готов к действию.
— Джим, отпусти меня. Мы не можем заниматься этим прямо сейчас.
Он кивнул:
— Нет, можем.
— Моя мать внизу.
Это его не убедило.
— Это всё из-за этой красной штуки, не так ли? — прошептала я.
— Нет, вообще-то, из-за твоей маечки и трусиков, в которых ты сегодня утром выскочила из постели. А точнее, из-за того, что было в них.
— Дали? — позвала мама.
Я прислонилась к нему:
— Она не отстанет.
— Какую машину ты возьмёшь? — спросил он.
— Пуки.
Он опустил меня на ковёр:
— Я догоню тебя.
Прежде, чем я смогла что-либо ответить, Джим открыл окно и выпрыгнул наружу. Я вздохнула и крикнула:
— Иду, мама, — и пошла одеваться.
***
Пуки — это мой Плимут Праулер. Когда ты едва весишь сто фунтов, а другие оборотни смеются над тобой за твоей спиной, потому что ты — единственная тигрица во всем штате, которая ест траву, ты обязана что-то сделать и доказать всем, что не слабачка. Моим коньком были машины. Я участвовала в гонках. К сожалению, быть полуслепой означает часто попадать в аварии, но будучи оборотнем я выбиралась из них живой, так что риск был оправдан. Джим, как альфа Клана Кошек, всё так же запрещал мне участвовать в гонках. А я всё так же не слушалась его. Некоторые вещи просто должны идти своим чередом. Когда я участвовала в гонках, я чувствовала себя сильной. Я чувствовала себя потрясающе. Я не могла отказаться от этого, независимо от того, сколько раз я калечила свои машины.
Обычно Пуки занимал почётное место в моем гараже, но недавно друг попросил позаботиться о его Корвете. Он жил не в лучшем районе, и у него была паранойя насчет того, что его