Шрифт:
Закладка:
* * *
Мы снова сидим за столиком любимой кафешки, и наши сумки на солнышке моргают настоящими и поддельными логотипами. Притихшие девочки сканируют меню. Молчание затянулось, это напрягает.
Подошедший официант – молодой парень в футболке, джинсах и длинном черном фартуке – скучает рядом. Он слишком близко – я чувствую запах одеколона и исходящее от него тепло. По спине бегут мурашки. С трудом подавляю в себе порыв схватить со столика перечницу, бросить перец парню в глаза и убежать. Убежать и спрятаться.
– Три кофе! – вместо этого громко говорю я, и он наконец уходит.
Облегченно выдыхаю. В последнее время меня напрягает близость парней, в классе я даже пересела за другую парту, потому что не могу выносить присутствие своего соседа – безобидного ботаника.
– Ты читаешь наши мысли! – смеется Олечка, но она напряжена, ее глаза бегают. – Мы как раз кофе и хотели!
– Однако лихо ты… Ленку приложила, – подает голос Марта.
– С ней только так и нужно. Я ее давно знаю. Иначе она не поймет! – У меня опять получается чересчур громко, в ответ я снова ловлю настороженные взгляды. – Девочки, я, пожалуй, не буду кофе. Мне домой нужно. Отцу приспичило о чем-то серьезно поговорить.
По традиции я кладу на столик деньги и сразу перестаю представлять для девочек интерес.
Им все равно. Мне тоже.
Едва скинув у порога куртку, я понимаю, что в доме что-то не так: горит приглушенный свет, пахнет ресторанной едой – наша домработница на такие шедевры не способна. Бросаю ключи на полочку, и в прихожей появляется отец – в одном из своих самых лучших костюмов, чисто выбритый и странный.
– Даша, вот и ты! У нас гости. – Он легонько подталкивает меня по направлению к гостиной и напряженно шепчет: – Не выделывайся, я тебя прошу…
Ну конечно же: на диване восседает какая-то блондинистая курица неопределенного возраста.
Вообще-то я заподозрила неладное, еще когда была жива мама, – однажды нашла на полу под диваном чек на покупку дорогого золотого кольца.
Да, денег у отца много, но, я клянусь, это кольцо было дорогим до неприличия.
И вот сегодня, в этот гулкий погожий апрельский вечер, папаша решился официально признать факт существования у него девушки.
– Даша, это Настя. Вы подружитесь. Я очень на это надеюсь, – вещает он тоном, которым вдохновляет своих подчиненных на трудовые подвиги.
Весь ужин, не в силах наблюдать за ужимками «молодых», я рассматриваю свое отражение в бокале с водой.
Все предельно ясно.
Папочка больше не чувствует передо мной вины за то, что восемь лет назад стал причиной пьяного ДТП, улетев в кювет с трассы. В результате этого ДТП папочка превратился в законченного алкоголика, а моя молодая и красивая мамочка – в овощ. В совершенно несостоятельный в родительском плане овощ.
В детстве я каждый день таскалась в пансионат, часами сидела в ее палате, рассказывала ей о том, как меня, мелкую и хилую, били и обзывали одноклассники, тянула ее за руку, пыталась разбудить. Но она только улыбалась, блуждая потерянным взглядом в неведомых пространствах, и все мои беды были ей глубоко безразличны.
Потом этот иссохший овощ с застывшей на лице тупой улыбкой еще восемь лет вытягивал из нас все нервы и силы.
* * *
Перед десертом Настя удаляется в туалет – «попудрить носик». Судя по тому, как безошибочно она угадала направление, в нашем доме ей доводилось бывать и раньше.
Как только она уходит, отец подскакивает на стуле:
– Даш, ну пойми ты… Ну прости! Вы с ней уживетесь. Я тебя знаю, я уверен. Тебе фиолетово, а я без нее совсем сопьюсь! Сил больше нет…
– А подождать хотя бы до сорокового дня нельзя было?
– Да подождем мы!.. Мы решили расписаться в мае!.. – Он осекается, чтобы улыбнуться подозрительно быстро вернувшейся Насте.
Судя по ее перекошенному лицу, она слышала весь разговор…
Остаток вечера она натянуто улыбается и бросает на меня злобные взгляды, а я ковыряю вилкой желе. Я совершаю над ним насилие, разрываю его на куски и размазываю по фарфору. Это так увлекательно, что даже лай сторожевой собаки во дворе не может отвлечь меня от этого занятия.
Тренькает звонок, отец, извинившись, выдвигается в прихожую.
– Валера, привет! – с порога кричит тетя Маша – Ленкина мама, голос ее звенит от возмущения. – Валер, твоя мерзавка сегодня избила мою дочь! Нам пришлось обращаться в больницу!..
– Так. Сколько нужно на лечение? – Папа шуршит бумажником, и тетя Маша срывается на визг:
– Вы тут все с ума посходили? Не нужны мне деньги! У тебя ребенок превращается в зверя, ты хоть понимаешь? Обрати, наконец, на нее внимание! Может, стоит показать ее специалистам?.. Если бы не старая дружба, в полиции бы уже давно лежало заявление!..
– Прости. Сама знаешь, на нее столько всего свалилось. Я поговорю… я ей голову оторву!.. Как Лена?
– Глаз заплыл, перелом носа, сотрясение. Всем говорит, что упала…
Разговор плавно сбавляет обороты и становится приглушенным, слов не разобрать.
Настя торжественно и уничижительно на меня смотрит. Стерва. С такой «новой мамой» я уж точно не уживусь.
В вежливости больше нет смысла, я встаю и ухожу наверх, в свою комнату.
* * *
Под последним постом в паблике подписчики устроили холивар: одни обзывают мою блондинку шлюхой, другие же ее полностью поддерживают.
С тоской прокручиваю комментарии вниз до тех пор, пока не упираюсь в самый нижний.
Ложь. Все здесь – одна сплошная ложь…
Этим вечером отец так и не поднялся в мою комнату.
Я не испугалась визита тети Маши, потому что знала, что серьезного разговора в его исполнении все равно не последует.
Далеко за полночь пытаюсь уснуть, но едва закрываю глаза, перед ними встают в ряд высокие окна и нескончаемые лестницы, по которым я бегу, бегу, бегу… Пока не оказываюсь в огромной комнате со свисающими с потолка крюками. На них должно висеть мое никчемное изломанное тело. С криком я вскакиваю.
Свершилось: в конце мая Настя, на правах жены отца, переехала в наш дом. Мои подозрения подтвердились – она оказалась законченной стервой.
Отца практически никогда не бывает дома, и без него Настя постоянно вопит. Она вопит, что я – наркоманка, и подолгу сижу в ванной потому, что там ширяюсь. Вопит, что мое поведение неадекватно – я бью зеркала, ворую из бара спиртное, огрызаюсь и посылаю ее далеко и надолго… Она поливает меня отборным матом и грязью, и я бы обиделась – не будь я действительно грязью и беспомощным дерьмом. Если откровенно, мне даже нравится все это выслушивать. Мне нравится орать в ответ.
