— Мышь! — еще громче прошипела Тиша и сделала страшные глаза.

Дочь дернула плечиком и вновь взялась за фломастеры:

— Тебя, Тишь, пьяненькую привел. Меня увидел и обалдел почему-то. Потом сидел слушал сказку, которую ты мне на ночь рассказывала. Сначала молчал и хмурился, а после смеялся громко. А когда ты носом клевать начала, мы тебя спать уложили и сели на кухне — пить чай и беседовать.

Так… Значит, «самого страшного» не произошло, и «девичья честь» не пострадала. Можно было выдохнуть хотя бы по этому поводу, но вот остальное…

— И о чем беседовали?

— О занятиях в школе и о Петьке, который тебе не нравится, а он хороший и смелый. О папе и о том, что он ушел, потому что у него другая жена и сын скоро родится. А сын — это не то что дочь какая-то…

Тишу словно кипятком окатило.

— Мышь… Ты откуда?..

— Я слышала, Тишь, что он тебе говорил, когда вещи собирал. И про тебя, и про меня. Тогда я только плакала, а теперь поняла, что он просто дурак.

— О господи! — совершенно шокированная Тиша, присела на корточки и потянула дочь к себе в объятия. — Не надо тебе это было слушать. Ерунду он тогда сказал!

— Я знаю, — Мышь мокро ткнулась Тише в щеку, а после в нос и в подбородок. — Мне Петька тоже так сказал. Сказал, что ты хорошая. И девочки ничем не хуже мальчиков. Вот он мальчик, а его отцу все равно. Ему водка важнее…

— О господи! — повторила Тиша и тоже поцеловала дочь. — Говорила же, не надо тебе с ним…

— Он хороший! — решительно перебила Мышь и отстранилась, хмуря бровки-галочки. — И в школе меня от всех защищает!

Тиша спорить не стала. И потому, что дочери поверила, и потому, что несколько не до соседского Петьки из неблагополучной, сильно пьющей семьи сейчас было. Попозже следует присмотреться, а вот сейчас… Эх! Со своей бы ситуацией разобраться… Особенно после эпичного выступления на корпоративе!

— А этот, там, — понижая голос до совсем уж тихого шепота, спросила Тиша, — ну, Дед Маразм, он… Он что-нибудь обо мне говорил, когда вы там, на кухне?..

— Отрыв башки! — Мышь уже знакомым важным жестом подняла вверх пальчик. — А еще, что займется твоим воспитанием. А я сказала, что его самого еще воспитывать и воспитывать, хоть он уже старый и скоро умрет, как дедушка с бабушкой. А он: нет, не старый, это просто борода такая для солидности. А я: тоже мне солидность! А он: сбрею, если ты перестанешь меня забалтывать и спать наконец ляжешь.

— И ты?..

— И я легла.

— А он?

— А он сбрил! Сначала ножницами кромсал, а потом добривал уже твоей бритвой электрической, которая для ног.

— Господи… — Тишь, чувствуя, что пылает уже не только шевелюрой, но теперь еще ушами и щеками, провела ладонью по лицу. — А ты эти подробности чудные откуда знаешь?

— Подсматривала. А что? Я улягусь, как дурочка, а он так бородатым и будет ходить?

— Мышь!

— А давай его у нас оставим?

— Кого? Клюева?!

— Его, вообще-то, Ильей зовут.

— Да знаю я! Но, Мышь, как ты себе это представляешь? Он ведь не игрушка и даже не щенок…

— Всего лишь Дед Маразм, — сахарным голосом произнес из коридора явно все слышавший Клюев и вновь вдвинулся в Машкину комнату.

На этот раз он оказался одет в привычное офисное — видимо, в то, в чем и был вчера вечером. И все равно выглядел настолько странно, что трудно было отвести глаза от его чисто выбритого лица. Ну реально мужик вместе с волосней с подбородка лет двадцать снял!

— Я должна извиниться, Илья Иванович… — заблеяла Тиша.

— Вне всяких сомнений, Григорьева. Но позже. — Взгляд Клюева скользнул на Мышь. — Так. Что касается дежурства на праздники. Теперь мне многое стало понятно. Спасибо Маше, объяснила. Внятно и без встречных… эмоций, в отличие от вас. Так что вопрос снят. Занимайтесь ребенком. Это важнее. На время каникул можете…

— А мы завтра на каток идем, — влезла Мышь с самым невинным видом. — Спорим, ты на коньках уже и забыл как кататься?

— Я, конечно, по мнению твоей мамы давно в маразме, но все же не до такой степени.

— И «пистолетик» делать умеешь?

— Эмм…

— Спорим, свалишься?

— Мышь, — тревожно зашипела Тиша, посматривая на начальство.

По-прежнему было дико неловко… И в то же время как-то, что ли, смешно от одной только картинки: Клюв на катке делает «пистолетик»! С другой стороны, он ведь тоже человек… И тоже может…

— Пойдешь с нами? — тем временем гнула свое Мышь, всегда отличавшаяся удивительным упорством в достижении целей.

— Я должен подумать.

— Взрослые всегда так говорят, когда делать и не собираются.

— Ты очень умная девочка.

— Я знаю. Ты ведь маму не уволишь из-за того, что она тебя Маразмом обозвала?

— Нет, не уволю, — рассмеялся Клюев и, развернувшись, отправился в сторону прихожей.

Глава 3

Можно было бы сказать, что после его ухода Тиша испытала истинное облегчение, но это оказалось бы только частью правды. Во-первых, на душу давил пока что не пережитый, не переваренный стыд за свое поведение, с подробностями которого еще только предстояло ознакомиться, допросив сослуживцев. А во-вторых, страшил этот самый разбор полетов в начальственном кабинете.

Не было сомнений, что он состоится и что Клюв про свое желание расставить точки над «ё» не забудет. Так что в течение всех праздников: дома за Новогодним столом под Кремлевские куранты, на катке под все того же Киркорова (чтоб ему тазиком да по зайке с яйками!), на детской елке в цирке, в кукольном театре и в совершенно шикарном Палеонтологическом музее, куда по настоянию Мыши пришлось взять еще и соседского Петьку, — Тиша думала только об одном. О Клюве, за каким-то хреном ночевавшем в квартире своей сотрудницы. Зачем? Почему не уехал, доставив до дома свою непутевую подчиненную? С чего пошел на поводу у Мыши и реально принялся бриться — в чужой ванной и чужой бритвой? Что и кому хотел этим показать?.. И главное, что теперь будет с самой Тишей?

Частичный ответ на этот вопрос она получила в первый же рабочий день. И не от Клюва, а от Сашки Петрыкиной.

— Ну и что? Как он в постели? — спросила она и даже как-то вроде оскалилась.

— Кто? — не поняла Тиша, на всякий случай отступая в сторону.

— Можешь гордиться. Первой заполучила! Но мы еще посмотрим! Посмотрим, кто кого, Григорьева! Такого мужика еще удержать