Никогда в жизни не чувствовала себя настолько не в своей тарелке.

— Не уверена, — с запинкой отвечаю я на чужом мне языке.

Живот крутит от завтрака, съеденного много часов назад на пароме из Гаваны в Ки-Уэст, во рту металлический вкус. Всю дорогу я боялась проиграть битву с морской болезнью и облевать яйцами и фруктами роскошные черные кожаные туфли Энтони. Я почти не спала и изводила себя переживаниями о том, когда новоиспеченный муж решит предъявить свои супружеские права. Но, как оказалось, причин для опасений у меня не было — как именно Энтони провел ночь, мне неизвестно, но в любом случае — не в моей постели.

Услышав мой ответ, официантка приподнимает бровь, молочник зависает в воздухе. При виде кольца на моем безымянном пальце ее глаза округляются — несколько недель назад, когда Энтони подарил мне этот бриллиант, моя реакция была примерно такой же.

— С молоком, пожалуйста, — наугад решаю я, потому что Энтони отошел сделать звонок.

Официантка наклоняется, чтобы налить молоко в чашку, прядь ее почти белых волос выбивается из пучка на макушке. Она беременна, живот напористо выпирает из ее маленького тела, а значит, ребенок уже на подходе, и кофейник кажется слишком тяжелым для ее тонких запястий. Кожа на руках красноватая, обветренная и местами облезает.

На вид она примерно моего возраста — пожалуй, ей немногим за двадцать или чуть больше. Для такой молодой женщины у нее слишком печальные глаза и сгорбленные плечи.

И тем не менее она довольно миловидная.

Она напоминает мне акварель, которая когда-то висела в доме моих родителей в Гаване — приглушенные выцветшие краски придавали ей особое очарование, создавали призрачное ощущение красоты. Но в ее движениях чувствуется нервозность, конечности болезненно подрагивают, и это никак не согласуется с безмятежным выражением лица.

Я запоздало соображаю повернуть кольцо внутрь с глаз долой, испытывая укол совести из-за показушности камня и одежды, которую купил он. Повернись судьба иначе, возможно, на месте этой женщины была бы я — в поношенной, треснувшей по швам одежде, с усталым, отчаявшимся взглядом?

— Мы только поженились, — поясняю я свою оплошность с молоком, хотя это мало что объясняет. Даже у новобрачных бывает предыстория, общие склонности и взаимопонимание.

Официантка открывает рот, точно намереваясь что-то сказать, и тотчас закрывает его, переключая внимание на Энтони, который широким шагом переступает порог, — статное воплощение уверенности в себе и физической силы.

Он красивый мужчина, мой новоиспеченный муж, притягательный, как бриллиант у меня на пальце, — женщины таких обожают, а мужчины собираются вокруг них в прокуренных клубах, где между бокалами рома совершаются сомнительные сделки и даются рискованные советы по акциям, сколь ни редко это случается в наши дни. Появление Энтони в ресторане сопровождается многочисленными любопытными взглядами — его элегантный костюм здесь так же неуместен, как и мое платье.

Он красивый мужчина и — что самое важное, по крайней мере для моих родителей, — богатый и со связями, хотя слухи об источниках накопленного им состояния сильно разнятся — от неприличных до откровенно криминальных. За деньги он купил себе жену, чья семья оказалась в тяжелом положении. Я так и не узнала суть их договора с отцом — золото, недвижимость или иная стоимостная оценка единственной дочери, — но мое мнение вряд ли имело значение.

— Ты заказала ланч? — спрашивает Энтони.

Язык — это еще один разделяющий нас барьер. Мне удобнее всего общаться по-испански, он предпочитает итальянский, и поэтому нам приходится изъясняться на английском — единственном языке, который мы оба знаем.

Как же мы будем жить при таком количестве разногласий?

— Еще нет. Я побоялась ошибиться с выбором. Вот твой кофе.

Я указываю на чашку, ожидая его реакции. Я так мало знаю о нем — о его предпочтениях, характере, темпераменте.

Официантка удаляется, стараясь не уронить поднос.

— Я звонил приятелю, — говорит Энтони. — Мы проедем по шоссе и сядем на паром, который доставит нас прямиком в Айламораду. Там уже все готово к нашему приезду.

Я снова верчу кольцо на пальце — оно непривычно тяжелое, острые закрепки, удерживающие бриллиант, периодически вонзаются в кожу. Какому мужчине придет в голову в наше время покупать жене подобные украшения?

Энтони морщит темные брови, впиваясь взглядом в мою руку.

— Великовато?

— Прости, ты о чем?

— О кольце.

Я прекращаю его крутить.

— Оно тебе великовато, — поясняет он. — Когда будем в Нью-Йорке, можем зайти к моему ювелиру и подогнать по размеру.

Нью-Йорк — конечный пункт нашего путешествия по железной дороге восточного побережья Флориды, но до этого мы на неделю остановимся в доме мужнина приятеля в деревушке Айламорада. Я никогда не бывала в Нью-Йорке, никого там не знаю, но ему суждено стать моим домом, местом, где я рожу детей и проведу остаток своих дней. Сколько бы раз я ни говорила себе, что это моя судьба, я не могу свыкнуться с мыслью о том, как внезапно и бесповоротно изменилась моя жизнь. Я не могу представить себе, что с нами будет дальше и как я научусь быть женой этого мужчины.

Будут ли мои родные навещать нас? Родители? Брат? Поедем ли мы с мужем когда-нибудь на Кубу? Впервые он приехал на остров по делам после революции 1933 года, но ни словом не обмолвился о своих долгосрочных планах и намерении туда вернуться.

Окажусь ли я снова дома?

— Кольцо замечательное. Прекрасное. Кажется, я толком не поблагодарила тебя за него, — добавляю я, вспоминая слова мамы о том, что если мы найдем точки соприкосновения и я ему понравлюсь, то все будет легче.

Сильные мужчины — люди дела, Мирта. Им не надо докучать домашними проблемами, пустяками и перепадами настроения. Твоя задача — сделать мужа счастливым, облегчить его бремя, чтобы он смог тобой гордитья.

Так она говорила, застегивая на мне белое кружевное платье — оно держалось на булавках, которые слегка покалывали, — а потом сунула мне в руки букетик цвета слоновой кости. Это были поспешные напутствия перед поспешной свадьбой. О первой брачной ночи не было сказано ни слова.

— Когда я его увидел, то сразу понял, что оно для тебя, — говорит Энтони, и я давлю в себе желание скривить лицо.

Сама я едва ли выбрала бы подобное украшение. Оно слишком большое, слишком безвкусное — во всех смыслах «слишком». В наши дни, при нынешней политической обстановке на Кубе, мы научились выживать, не привлекая к себе внимания. Вряд ли я могу винить его в подобной оплошности, но все же она отправляется в кучу мелких досад, которыми постепенно обрастает мой брак.

— Мне нравится этот ресторанчик, — вдруг говорю я, лишь бы увести разговор от темы кольца.

— В самом деле? — Он обводит взглядом переполненный зал. — А я переживал, что он тебе покажется слишком простеньким. Ты же привыкла в Гаване к шикарным заведениям. Но я подумал, так будет легче, раз он находится близко к парому. Ты же почти не ела в дороге.