была сломлена смертью моего отца и моего старшего брата, которого через два месяца унесла скарлатина. Она покинула Санкт-Петербург, чтобы поселиться на несколько лет в деревне в нашем имении на юге России. Врачи прописали моему единственному оставшемуся брату Якову длительное пребывание в деревне, так как он был слаб здоровьем. Мой брат учился на дому, и я училась вместе с ним, хотя и была младше него на три года. Этому обстоятельству я обязана намного лучшим образованием, чем то, что обычно получали девочки. Я изучала латынь и греческий, получала подготовительные знания для профессии юриста, которую собирался избрать мой брат. Учеба вызывала у меня восторг; к тому же я обожала читать, и в моем распоряжении была библиотека, собранная пятью поколениями больших любителей чтения. За тем, что я читала, присматривали мало, а то и вовсе не присматривали; моя мать довольствовалась тем, что запирала на два оборота ключа шкаф, где хранились современные романы, а в остальном она предполагала, что девочка не будет интересоваться нудными толстыми томами, которых она сама никогда не открывала. А я страстно поглощала эти „нудные толстые тома“. К пятнадцати годам я уже прочитала всех историков, от классиков античности до авторов XIX века, всех философов, в особенности философов-материалистов XVIII века: Вольтера, Руссо, Юма, Монтескьё – всех, вплоть до Большой Энциклопедии! К счастью, мое крепкое здоровье уберегло меня от нездорового любопытства; безнравственность XVIII века соскальзывала с меня, не представляя интереса; я даже не пыталась понять то, что, как я догадывалась, было постыдным и отвратительным. Но если моя нравственность уцелела, то мысль моя претерпела глубокое влияние потока безбожия, который на меня изливался. Это влияние ничем не уравновешивалось. У меня не было никакого религиозного образования, что было обычным для России; в моей семье и в ее окружении соблюдались некоторые религиозные обряды, такие как причащение на Пасху, не придавая им большого значения, это была дань традиции, нечто обязательное для людей из „приличного общества“. Моему юному, исполненному гордыни уму христианство казалось бабьим предрассудком, которому делали ряд уступок в силу традиций и из снобизма.

Мне было шестнадцать лет, когда по случаю мне попалась „Исповедь“ св. Августина; сперва я просмотрела ее без интереса, только чтобы сравнить ее стиль с прекрасной латинской прозой классиков, как вдруг эта книга меня захватила, открыла мне новые горизонты. Впервые в жизни я увидела, что христианство – это большая философская система, которая напрямую рассматривает проблему зла и другие мучительные вопросы человеческой мысли, я увидела, что эта философская система могла бы удовлетворить великих мыслителей. Передо мной открылся новый мир, и я решила изучать христианство с философской и исторической точки зрения.

Сначала я обратилась к русским священникам, но полученные от них ответы были расплывчатыми или инфантильными. Следовало искать в ином месте. Исторические изыскания, которым я ревностно предавалась, приучили меня вести поиски, возвращаясь к первоисточникам. Так я обратилась к источникам христианства. У меня было много карманных денег, и я тратила их в основном на книги; я раздобыла труды Отцов Церкви и беспорядочно их читала. Но глубокое впечатление произвели на меня две книги – труды св. Василия Великого и св. Иустина Философа. Я увидела, как развивалась христианская догма путем уточнения гениальных интуитивных прозрений платоновской философии. Какими глупыми и неуместными мне показались насмешки Вольтера! Но я еще не была христианкой. Я восхищалась глубиной христианской мысли, но сердце мое молчало, я еще не познала Иисуса. И около пятнадцати лет я барахталась в болезненном агностицизме, выискивая ускользающую истину. Часто, словно во сне, я ощущала на себе прощальный взгляд отца, который я уже тогда понимала. Этот взгляд побуждал меня найти то, что отец тщетно искал. И было одновременно и больно, и радостно иногда услышать от матери: „Ты и вправду настоящая дочь своего отца“» (Curriculum vitae, с. 1–4).

Русская дворянка французского происхождения

Среди предков Юлии Данзас были выдающиеся французы, русские и греки[4]. В ее роду имелись военные, дипломаты, высшие чиновники, монахи. Данзасы – старая французская семья (d’Anzas) испанского происхождения – впервые упоминается в 1144 г. недалеко от Тулузы, позже – в Монпелье и в Гаскони около 1600 г., затем – в Эльзасе в XVIII веке. С этих пор можно непрерывно проследить генеалогию Данзасов и той ее ветви, что обрусела во время Французской революции.

Жан-Батист д’Анзас (1738–1821), один из детей Жан-Батиста Теобальдуса (1696–1766), сына пивовара из Лектура (департамент Жерс), был прокурором в суверенном совете Эльзаса[5]. Как королевского прокурора, а затем бальи в 1793 г. его приговорили к смерти, и он сбежал в Россию, оставив в Эльзасе жену, которая умерла в том же году. Он вошел в малый двор при будущем Людовике XVIII, в 1804–1807 гг. укрывавшемся в Митау в Курляндии (ныне город Елгава в Латвии). Другие Данзасы остались во Франции. Среди них были: иезуит (старший брат Жан-Батиста д’Анзаса), одно время бывший исповедником Марии-Антуанетты; наполеоновский офицер Мари-Матиас-Николя-Луи Данзас, основавший в 1816 г. большое транспортное предприятие в Сен-Луи (департамент Верхний Рейн); известный доминиканец Антуан Данзас (1817–1888), о существовании которого Юлия Данзас узнает в Париже; два брата, Поль и Марсель Данзас, бывшие участниками Сопротивления в Лектуре и убитые гестаповцами в возрасте 40 лет[6], память о них увековечена в названии улицы (улица Братьев Данзас).

В России один из сыновей Жан-Батиста д’Анзаса, Пьер-Адам-Шарль (Карл Иванович (1764–1831), женился в Митау на баронессе Доротее-Шарлотте фон Корфф из прославленной семьи, бывшей в родстве с Набоковыми, и таким образом основал русскую ветвь Данзасов. Он был произведен в генерал-майоры в 1800 г. и отличился в битве при Фридланде (с русской стороны). После смерти жены он снова женился на сестре своей покойной жены Генриэтте, которая родила ему шесть сыновей. Один из них, Константин Карлович (1801–1870), учился вместе с Пушкиным в Царскосельском лицее, в 1836 г. стал подполковником, а в 1837 г. был секундантом поэта на его роковой дуэли с Жоржем Дантесом. Имя Константина Данзаса было хорошо известно у русских, и Юлию часто называли внучатой племянницей секунданта Пушкина. Старший брат Константина, Борис (1799–1868), был обер-прокурором российского Сената, некоторое время обвинялся в участии в провалившемся декабристском перевороте 1825 г., затем был отпущен. Одна из его внучек, Екатерина Дмитриевна (1876–1949), вышла замуж за домашнего учителя Набоковых[7]. Другой брат Константина, Карл (1806–1885), был вице-губернатором Харькова, затем тамбовским губернатором (1856–1868); он женился на Юлии Васильевне Зарудной (1821–1873), богатой украинской помещице, переводчице Данте. У них