Шрифт:
Закладка:
Дом являл собою корму старого и большого речного корабля, видно, налетевшего когда-то на камни в этих местах. Кто-то достроил развалины, соорудив странный, диковатый особняк, к тому же и с мельничным колесом. Река текла лениво, колесо медленно, завораживающе хлопало по воде. Колесо и дым, больше ничего не двигалось в этой картине.
Я еще раз нащупал ключ, пожалел о потере меча, сжал и разжал кулаки несколько раз. Я нервничал.
Тут обитала Бетони, сидела на этом месте, по рассказам, вот уж три сотни лет, почти никуда не выбираясь. Гадала, колдовала, указывала на сокровища, насылала проклятия, наводила страх, принимала подношения, а еще питалась девичьей красотой, и только потому от старости не рассыпалась в прах. За эти века ее пытались и сжечь, и утопить, да только никакого вреда ей так и не сделали.
Со временем от Бетони отступились, хотя и обращаться к ней стали реже. Говорили, что у нее дома не одолеет ее никакая сила, а из своих краев выбиралась она редко, на Фемуре, бледном жеребце с подпалинами, конечно же, зачарованном, чтоб выносил ездока из любых переделок.
Я направился к дому. Мои сапоги топтали белые цветы. Холод гладил меня по спине, словно утопленница, и плащ не мог помочь; это был холод страха, озноб не извне, а во мне самом. Да, мне не хватало ощущения меча на боку, но мои проблемы нельзя было решить мечом. Даже Мадок, видно, отступился.
А я – нет.
Я подошел совсем близко и, пачкая ладони о сожженную молнией сосну, смотрел на дом, который оказался очень большим. Я даже не мог понять, каких лет постройки этот корабль, и чей? Заблудившихся северян, эльфов?
Эх, сестричка, что ж ты так. Зачем связалась со мной, зачем не остригла свои длинные каштановые волосы с чуть загнутыми концами прядей, по которым всегда ходили медные блики? Зачем не получила шрама через щеку, не заболела оспой?.. Да простят меня боги, что я такое говорю, но, если б не твоя красота, сестра, ты была бы сейчас свободна.
Хотя, конечно, именно она спасла тебя в Гемоде, но она и привела туда.
Где бы ты ни лежала в своем хрустальном ложе, где бы в диком лесу Бетони ни скрыла тебя, подвесив на цепях прозрачную домовину, я еще вернусь.
…Я собирался уже метнуться к дому, когда сам собой качнулся над входом старый корабельный фонарь, мигнул пару раз и зажегся. Дверь, прорезанная в замшелой обшивке кормы, заскрипела, открылась, и на свет луны явилась Бетони.
Я смотрел на нее и не мог представить, что когда-то она была молодой. Может быть красавицей, может – дурнушкой, но когда-то ведь была? Она казалась древней, как некая злая реликвия, как окаменелость, ископаемая статуя.
Она стояла, одетая в черное с белым и алым. Высокая, сгорбленная, как гигантское насекомое. Ее суставы скрипели, когда она шевелила руками, и от этого что-то сжималось у меня в горле.
Но хуже всего было ее лицо. Кожа болталась на черепе, как серый, перепачканный мешок – пятнистая, дряблая и очень ветхая. Она далеко свешивалась с вытянутой челюсти, губы съехали куда-то под подбородок, прорези глаз спустились едва ли не на щеки, и из тьмы поблескивали только кривые полумесяцы белков. Не думаю, что она видела что-то, разве что сквозь кожу. Чудовищный хобот собственного лица никак не подчинялся ей; ина висках, вдоль линии волос, ушей, на челюсти у шеи кожа была пробита, вставлены металлические кольца и продет витой черный кожаный шнур. Как шнуровка на корсете, подумал я. Видимо, она могла натянуть кожу на лице, когда это требовалось, и затянуть узел где-то на затылке под волосами. Они-то у нее еще росли; основа силы любой ведьмы. Среди черного я увидел несколько седых прядей и несколько рыжих.
Это ужаснуло меня. Я почти точно мог сказать, когда ее волосы порыжели. Чья красота, которую она пила вместе с кровью, дала ей это.
Ох, Мерна.
Меня даже затошнило. Если бы при мне был меч, я бы, наверное, выскочил из-за дерева и попытался бы снести эту страшную голову с костлявых, широких плеч.
Но победить ведьму у нее дома не удавалось еще никому. И даже убей я ее, я никогда не нашел бы сестру – никакая ведьма не будет хранить источник своей молодости вблизи от дома, чтоб не потревожить колдовской сон. Древний лес, пещера, подводный грот – в каком-то из таких мест спит моя красавица сестра. И иногда, в случайный день, случайный час, ведьма отправляется туда, чтобы напиться крови, а вместе с ней – красоты и жизни. И протянуть еще какое-то время. А потом еще. И еще.
Поздно я узнал, что та скотина, хозяин Гемоды, раз в три года платит Бетони, отдавая ей какую-нибудь девку посимпатичнее. Иначе я никогда не подпустил бы к нему Мерну.
Я пытался выследить ведьму, но не получалось. То ли Бетони улетала с печным дымом, то ли уходила под землей, то ли рыбой Маль уплывала по реке; аможет, чуяла чье-то присутствие и никуда не ездила, я не знал.
Я стоял и смотрел на ведьму, выжидая момент, когда мне можно будет выйти.
И когда он настал, я забрал Фемура из ведьминых конюшен. Двери открылись без скрипа, и конь не заржал.
Я всегда мог поладить с конем.
* * *
Луна уже падала за горизонт, краснела, как остывающая болванка; две звезды, одна за другой, скатились к западу наискосок.
Фемур оказался быстрым конем, и бесшумным тоже. Светло-серый, в едва заметных яблоках, с короткой гривой и скромным хвостом, он летел, как точно выпущенная стрела. Видно, застоявшись, радовался скачке. Не знаю, любил ли он свою прежнюю хозяйку; да я и не думал об этом под догорающей луной.
Один раз мне послышался далекий вой. Потом – чуть ближе.
Я надвинул капюшон. Как бы ведьма не снарядила погоню.
По обочинам деревья-мертвецы вставали из неглубокой воды, черные и покрытые светящимися пятнами. Бело-голубой свет отражался в глади, по которой иногда пробегала рябь. Потом вода отступила, но свет не исчез. Меж трухлых стволов летали бледно-зеленые точки ночных насекомых; перемигивались у лысых древесных вершин еще какие-то огни.
Зрелище это почему-то наполняло сердце тоской, но не темной, а светлой. Хотелось верить, что самые лучшие, яркие моменты моей жизни были хоть чем-то бо´льшим, чем светящаяся гниль на трухлой тверди; хотелось, да не моглось.
Вскоре мне послышался какой-то посторонний звук. Кажется, позади. Но как я ни поворачивал голову, расслышать получше не получалось. Я даже снял капюшон, потом велел Фемуру ступать помедленнее.
Потом остановился, чтобы прислушаться.
Так и есть.
Я спешился, отошел на обочину, за деревья. Вгляделся в темноту.
На дереве рядом открыла глаза птица, бесшумно снялась с дерева и так же бесшумно улетела, точно призрак. Сова.
Я опустился на колено и приложил ухо к земле.
Да, за нами, определенно, была погоня. Но не по лесу, а по дороге.
И намного ближе, чем я думал.