Руслан

Открываю ноутбук, нахожу свой «любимый» отчет. Смотрю на цифры, а глаза так и норовят подглядеть за смутно-знакомой беременной фигурой. Не могу сосредоточиться на работе. Не могу игнорировать ее присутствие. Очень странное, непонятное чувство.

Девушка тоже явно не в своей тарелке. Замерла около дивана. Да уж, партнеры мои, свиньи косорылые, коньяк на светлую обивку вылили, и химчистки ему теперь не избежать. Провизию всю пожрали, саранча недоделанная. Ну а девушка-то чего застыла?

– Как вас зовут? – чтобы вывести ее из ступора спрашиваю я.

– Настя. Анастасия.

– Простите, полное ваше имя. Уж Настей я вас звать не собираюсь. – Не знаю почему, вредничает мой язык.

– Извините. – выдавливает из себя девушка, пытаясь унять живот. – Анастасия Павловна.

Заливается вся краской. Ее мелко потряхивает. Неужели так боится меня? Разве я такой грозный? Или она уже успела осуществить залет в чем-то? Да, нет, когда ей успеть, без году один день работает… Приглядываюсь к ней. Ба! Да у нее живот ходуном ходит! Он настолько обтянут тканью платья, что сиротливо и очень беззащитно выделяется пупок, а сам живот… м-да… «Белли-данс» во всей своей красе.

Хочу подшутить по этому поводу, но она и так меня боится, словно я маньяк из подворотни какой-то, поэтому с шутками-прибаутками лучше пока повременить. Да и не положено мне по статусу шутить с младшим офисным сотрудником, даже с таким смешным животом, то есть пузожителем.

Опускаю глаза снова на отчет. Ну все, очаровательная покрасняшка, иди, работай, не мешаю я тебе.

Девушка открывает дверь в мой личный санузел. Мои зрачки предательски переползают от отчета к ее спине. Вернее к тому, что кхм… скажем так пониже поясницы. Со спины она очень тонкая и худенькая, даже очертания талии угадываются. Вероятно сама по себе девушка стройная, не разъелась во время беременности, просто ребенок очень крупный для нее. Наверно отец малыша гигант, и плод явно ей не по размерам. Как рожать только будет, бедная?

Черт! Зачем мне все это знать? Наверно потому что я не так часто вижу беременных. Мои сотрудницы как-то предпочитают не уходить в декрет. Наверно, я хорошо им плачу, чтобы они не думали о размножении. Вот новая работница с огромным животом и вызывает у меня здоровый интерес. Хмм… а здоровый ли? Что-то я в себе уже сомневаться начал.

Хрясь!!! – что-то падает на плитку в туалете с диким эхом.

Черт, надеюсь с новенькой все хорошо. Слышатся всхлипы и вздохи. Вот черт, а! Почему-то сердце начинает биться чаще.

Вскакиваю из своего кресла, со всех ног несусь в сан-узел.

– Анастасия Павловна, с вами все в поряд… ке???

Боже… кровавый триллер отдыхает! Это обо что она так умудрилась?! Сидит на коленях, держа на весу окровавленные ладони. Вокруг нее россыпь осколков от разбившейся дверки душевой кабины.

Сидит белее плитки, мелко вздрагивает. На лице ужас и страх.

– Как же вы так?! – офигеваю я от всего этого зрелища.

Под ногами хрустит крошка битого стекла.

– Давайте руку, сможете подняться? – протягиваю ей ладонь.

Она тянется к моей, но, в последний момент одергивает – ее рука в крови, и она боится запачкать мою, глупая.

– П-п-простите, пожалуйста! – лепечет она побелевшими губами, – Сынок в животе так пинался, что я поскользнулась в туфлях, успела схватиться за что-то, и оно вдрызг расс… расс… рассы-ы-ыпало-о-о-сь… – разревелась на последнем слове. – Я, я все уберу, – начинает она неловко прикасаться к острым осколкам.

– А ну брось! Прекрати! – рявкаю я, не в силах смотреть, как она еще больше ранит свои тонкие руки.

Но девушка в крайней степени испуга и истерики. Я наклоняюсь и осторожно поднимаю ее. Не стоит на ногах. Ноги трясутся и разъезжаются на битом стекле. Тогда я так же, как можно более осторожно беру ее на руки. Как хрупкую вазу.

Она легкая, несмотря на свой живот. Легенькая, изящная, безумно вкусно пахнет чем-то молочным… сгущенным молоком, если я правильно помню этот запах из детства.

Ощущение того, что я знал ее раньше так и не покидает меня. Мне даже кажется, что я уже нес ее куда-то точно так же, а она очень знакомым жестом обвила мою шею, безбожно пачкая белоснежную рубашку красными потеками.

Но рубашка в данный момент волнует меня меньше всего. Я очень переживаю по поводу ее порезов. Точно моя девушка поранилась. Хотя, в какой-то степени так и есть. Настя – моя работница, поранилась во время производственного процесса и вполне естественно, что я переживаю за нее. Ага. Глупое оправдание. Стал бы я переживать, если бы поранилась Лоя, моя секретарша? Хороший вопрос!

Я прижимаю Настю к себе так сильно, что ощущаю толчки и пинки маленьких ножек, ну или ручек в ее животе. Черт! А это приятно! У меня нет своих детей. И я не знаю как это, общаться со своим ребенком, пока он находится в матке любимой женщины, но сейчас я прямо таки испытал отцовские чувства! Охренеть – не встать. Наверно я тоже испугался вместе с пораненной снабженкой и тронулся головой. Иначе откуда такие мысли? Но вот острый приступ черной зависти к мужу или парню этой девушки я тоже ощутил. Наверно пора бы уже к сорока годам заводить семью и ребенка. Если бы не та, о которой я теперь не вспоминаю, я бы так и сделал!

Опускаю бледную девушку в свое кресло. Не на грязный же диван ее сажать?!

– Вы только руки поранили, или что-то еще? – заглядываю в ее испуганные до невозможности, васильковые глаза.

– Я… я не знаю. – вижу как в уголках полных ужаса глаз образуются хрустальные прозрачные слезы.

Сердце мое непроизвольно сжимается. Испытываю дикое желание собрать их нежно губами, успокоить, облегчить ее состояние.