— нибудь хотя бы подумает напасть на меня. Не то чтобы мне нужно оружие. Я привыкла бродить по этим улицам по ночам. Стражники или жрецы, выходящие на улицу так поздно, не помогают людям, вот так и родилась Темная рука. Ночью в городе всегда хуже. Жрецы вытаскивают людей из их домов за выдуманные преступления в любое время дня, но ночью они в миллион раз хуже. Мне надоело слышать об исчезновениях или нападениях в моем районе. Зная, на что я способна, я не могу продолжать игнорировать действия жрецов. Это началось как случайная полуночная прогулка, которая в конечном итоге превратилась в патрулирование окрестностей несколько раз в неделю. Какой — то умный мудак придумал название «Темная рука», и оно разгорелось как лесной пожар.

Не то чтобы я хотела присоединиться к «Подполью» и свергнуть богов или что — то в этом роде. На самом деле все наоборот. Я просто хочу остаться в своем маленьком уголке мира с опущенной головой и не привлекать к себе внимания.

Мой отец сказал мне, что я была Фурией, когда я была достаточно взрослой, чтобы понять, что это секрет, из — за которого меня могут убить. Много лет назад именно Фурии усыпили богов. Когда они проснулись, что ж, давайте просто скажем, что время не залечило старые раны. Боги выследили всех, о ком было известно, что в них течет кровь Фурий, и убили их всех.

Мои пальцы скользят к ожерелью, которое я никогда не снимаю. Это маленький золотой амулет в виде змеи, который раньше принадлежал моей матери. Мой отец подарил его мне на мой десятый день рождения, сказав, что моя мать носила его каждый день своей жизни. Меня с ней мало что связывает, кроме историй, которыми поделился мой отец, но это осязаемое напоминание о том, что она была настоящей. Он также зачарован, чтобы скрыть мою истинную природу. Только самые могущественные боги могут почувствовать в других божественную кровь, но рисковать, снимая его, не стоит.

Я никогда не нуждалась в этой волшебной вуали так сильно, как в тот день, когда умер мой отец. У него не было божественной силы, скорости или улучшенного исцеления, но он все равно был героем. Жрецы устроили облаву на одного из соседей в поисках контрабанды. Кто знает, что, по их мнению, было незаконной вещью. Это могло быть детское питание с черного рынка. Или подгузники. Жрецы контролируют людей, решая, какими благами кто достоин обладать.

Мой отец вмешался, когда один из жрецов попытался избить женщину, державшую на руках маленького ребенка. Они ополчились на него. У него не было ни единого шанса. Я была в школе, раскрашивая рисунки на своей испещренной граффити деревянной парте, не подозревая, что весь мой мир рушится.

Я отгоняю мрачные мысли и перешагиваю через разбитую пивную бутылку. Мой отец всегда говорил мне представлять, как лед бежит по моим венам, чтобы остудить гнев, который легко может выйти из — под контроля. Я потратила годы, оттачивая способность скрывать свою Фурию, и я подавляю ее медленным выдохом.

Я нахожусь всего в полуквартале от своего дома, когда слышу шум. Воздух разрывают крики, и яростные выкрики разносятся по зданиям. Причина переполоха пока не видна, но, похоже, там много людей.

Что, черт возьми, происходит?

Я слишком любопытна для своего же блага, потому что мне нужно видеть, что происходит. Рациональная часть моего мозга говорит мне, что я должна пройти сорок футов до своей квартиры и исчезнуть внутри. Не мои обезьяны, не мой цирк. Я твердо намерена подняться к себе домой, но мои ноги отказываются повиноваться моим мыслям, именно так я и стала Темной рукой. И прямо сейчас, именно поэтому я ловлю себя на том, что бегу на шум.

Я выглядываю из — за угла, и у меня отвисает челюсть. Это столпотворение.

Половина уличных фонарей сломана, но остальные освещают темно — красные одежды жрецов. Они выделяются на фоне хаоса, медленно обходят улицу, наблюдая за тем, как забирают людей. Однако они не пачкают рук; для этого и существуют стражники.

Стражники, одетые в черную с золотом униформу, улюлюкают, загоняя людей в угол. По меньшей мере пятьдесят мужчин и женщин загоняются в круг, образованный стражниками. Они забрали их из квартир? Не все эти люди возвращались домой после ночной прогулки. Некоторые в пижамах и босиком.

Стражники держат в руках электрошокеры, ухмыляясь и смеясь, когда они вонзают оружие в бока и животы людей, которых они собирали вместе.

Что, черт возьми, они делают? Стражники — худшая шутка для всех незначительных людей. Они появляются только тогда, когда им что — то от нас нужно. Никогда по — настоящему не защищают и не оказывают никаких полезных услуг. Когда я вижу их здесь со жрецами, в моей голове звенят всевозможные тревожные сигналы.

— Спасибо, что вызвались, — кричит один из стражников, и остальные смеются, как будто он сказал что — то веселое.

Вызвались для чего? У меня чешется кожа и ломит кости. Я хочу броситься в гущу боя и защитить этих людей от охраны. Конечно, здесь не кучка детей и святых, уже больше двух часов ночи, но это не значит, что эти люди заслуживают того, чтобы их окружили, по какой бы причине жрецы и стражники ни загнали их в угол.

Хотя я отчаянно хочу помочь, меня сильно превосходят численностью. Я ни за что не смогу сразиться с сорока стражниками с оружием и вдвое меньшим количеством жрецов, которые любят размахивать кулаками. Черт. Мои глаза обшаривают улицу в поисках чего — нибудь, что могло бы отвлечь внимание. Кое — что, что я могу сделать, чтобы помочь, потому что больше никто не придет. Людей годами учили отводить взгляд, если они не хотят оказаться втянутыми в тот же кошмар.

Я прижимаюсь всем телом к стене здания, красному кирпичу, который все еще теплый с начала дня. Крики такие громкие, что у меня звенит в ушах. Заглядывая за угол, я замираю от ужаса, когда на мужчину обрушивается электрический удар. Звук, который он издает, неестественный. Я отвлекаюсь, но в конечном итоге именно шум становится моей ошибкой. Я не слышу никого позади себя, пока кто — то не тычет меня в бок.

Меня никогда не била молния, но я представляю, как мое тело застывает в судорогах и огонь горит в каждом дюйме моих вен, — ощущения примерно такие же. Я бы разозлилась, что одному из стражников удалось