В кабинете вновь повисла тишина, хотел задать главный вопрос, но не решался. Почему-то начали лезть совершенно отстранённые мысли в голову. Я прекрасно понимаю, почему наших полицейских не любят, ведь они почти насильно «свергли» предыдущих полицейских. Даже мне, тогда ещё бывшему ребёнком была очевидна разница между работой разных групп. Дети перестали сбегать из детдома, количество побоев сократилось в разы, раньше в новостях крутилось: там избил муж, тут прибила жена, про грабежи в последние лет пять не говорят, об убийствах тем более ничего не слышно. Не знаю, как остальные граждане посёлка, но мы, детдомовские, практически всем обязаны им и не хотелось бы подвести никого их них. Собрав начавшую уже сыпаться сквозь пальцы волю в кулак, спросил:

— Что… теперь будет со мной?

К счастью, меня не стали томить ожиданиями и сразу же ответили.

— С тобой? Ничего не будет с тобой Андрюха. Проверяющего мне удалось спровадить, так что за свою судьбу можешь не переживать, по крайней мере, пока что, если конечно ещё какую глупость не совершишь, ты теперь, так сказать «на карандаше».

В этот момент как-то неопределённо хмыкнул дядя Саша.

У меня отлегло от сердца. Неужели пронесло? Внутри начало разливаться живительное тепло, подрагивавшие всё это время руки начали успокаиваться, даже почему-то улыбка на лице появилась. Шутки шутками, в колонию, а тем более в тюрьму совсем не хотелось.

Но счастье продлилось не долго. Всё хорошее когда-либо как начинается, так и заканчивается.

Дверь неожиданно распахнулась и в кабинет влетел странный мужик в форме. Колючий взгляд, густые брови, очень знакомые усы. Что-то мне подсказывало, что ничем хорошим это не закончится.

Он оглядел нас троих и его взгляд остановился на мне, какое-то время усач смотрел на меня, а затем едко произнёс: — Мда, хорошо вы устроились на шее у полиции. Ну вы посмотрите на него, сначала нарушает закон несколько раз подряд, а затем, улыбаясь, пьёт кофе в кабинете у начальника. Ах, да, точно, простите — у бывшего начальника полиции. Ну что, малолетка преступная, готов отправиться в колонию? — На его лице проявилась самодовольная улыбка.

Кружка кофе, недонесённая до рта, едва не выпала у меня из рук. Я начал переводить взгляд от Степана Ивановича, к этому мужику и обратно. В горле пересохло.

В колонию? Но, мне же сказали, что всё хорошо, как же так? И что значит, бывшему начальнику полиции?!

Дядя Саша нахмурился, а Степан Иванович сложил руки в замок на столе и хмуро посмотрел на вошедшего.

— Не помню, чтобы разрешал вам войти, Егор Дмитриевич. Я всё ещё здесь главный, хоть и до конца дня, так что, живо пошёл вон из моего кабинета, — не повышая голоса, приказал он, начиная подниматься.

Вошедший усач было дёрнулся, как от оплеухи, но всё же не поддался и не вышел сразу, было видно, как он сжал зубы и ненавидяще посмотрел сперва на меня, а затем и на Степана Ивановича.

— Я предупреждал тебя, что пропадёшь ты с ними! Но ты не послушал, и что теперь? Посмотри на себя, перевёлся из столицы в этот захудалый городок, хотя тебя давно могли повысить, а теперь ещё и увольняют с позором! Ты! — он указал на меня. — Каково это, быть причиной вечных проблем? Как был мелким эгоистом в детстве, так и остался, одной большой проблемой, — он буквально выплюнул данные слова. Заметив, что Степан Иванович тянется к телефону, резко развернулся и вышел, громко хлопнув дверью.

Поставив кружку, я сцепил руки под столом и посмотрел на дядю Сашу, а затем на садящегося на место Степана Ивановича.

— Но… Вы же сказали… — к горлу подступил ком и стало тяжело произносить слова. Где-то внутри стала нарастать тревога, что меня могут отправить в колонию или того хуже в тюрьму. — Вы же сказали, что всё хорошо и уже улажено? — спросил я, с надеждой взглянув на Степана Ивановича.

— Да, можешь не переживать, всё хорошо Андрей, в колонию тебя никто не отправит, по крайней мере, пока ты не совершишь какой-нибудь очередной проступок. Например, не сунешься на этом треклятый завод, — он откинулся на кресле и сложил руки в замок за головой.

Не смог сдержаться и шумно выдохнул. Если бы меня отправили куда подальше, боюсь, что не смог бы добиться своей цели.

— Ох, Андрюха, ты уже взрослый парень, семнадцать лет, скоро свою семью заводить, а так и не научился думать о других, — как-то горько произнёс дядя Саша.

Поднял взгляд на него, а затем на Степана Ивановича, медленно начало приходить понимание, что, думая только о себе, упустил часть диалога. Про увольнение.

— Степан Иванович, вас… увольняют? Из-за меня? — спросил, стараясь не смотреть ему в глаза, потому что было стыдно смотреть в глаза человеку, который отдал себя служению народу, его жена часто рассказывала, как он любит свою работу, а я разрушил его будущее.

Он отвёл взгляд в сторону и невесело улыбнулся, а затем произнёс: — За всё в этом мире нужно платить, Андрей, за всё. Я делал ставку на вас, ещё детей, потому что сам был как вы, в том же приюте. Благодаря своим новым родителям, смог выбраться из болота и стать успешным человеком, чего желаю и вам, поэтому, за каждого из вас, готов лишиться даже любимой работы.

На душе начали скрести кошки. К горлу вновь подкатил комок.

Идиот. Какой же я идиот. Эти люди на всё ради нас готовы, а я… Подставил Степана Ивановича.

Он продолжал ещё что-то говорить, а я уже не слышал, в голове намертво отпечатались слова «За всё в этом мире нужно платить». Мне было тяжело осознавать, что нанёс прямой вред человеку, который заботился обо мне всё это время. Пускай и не я был явной целью его заботы, а целый приют, но всё же именно ради меня он пошёл на такой шаг.

— Как это произошло? Вы взяли мою вину себя?

— Что? — непонимающе переспросил Степан Иванович, а затем, когда осознал мои слова начал громко смеяться. К нему подключился дядя Саша. Я и сам понимал, как звучали мои слова, но ничего другого в голову не пришло.

Наконец они отсмеялись и дядя Саша произнёс: — Боюсь, что так это не работает, не может начальник полиции взять чужую вину на себя.

— Вот тебе второй закон жизни, Андрей, связи в этом мире — решают многое! — произнёс уже Степан Иванович.

— Связи? — непонимающе переспросил я. — Вы обращались в