Женщина, которая утром накричала на нее, неохотно поднялась и раскрыла дверцу старенького шкафа, где хранился реквизит со старых спектаклей, в том числе обрезки ткани, перья, украшения, фальшивые драгоценности, искусственные цветы, разноцветные шнуры и пояса. Девушка сноровисто принялась перебирать это сценическое богатство.

Весь день прошел в суете. Сезон в театре начинался с серии премьер. По коридорам сновали взвинченные сотрудники с распечатками ролей, осветительными приборами, фрагментами декораций. Им не было дела до новенькой и ее ошибок, хватало и своих забот по подготовке сегодняшнего спектакля.

Даша провела рабочее время между гримерной актрисы и костюмерной. Она помогала снимать платье, пришивала отлетевшую пуговицу, закрепляла украшение на шляпе.

Мария задавала ей вопрос за вопросом, делала это спокойно и ласково, без жадного любопытства. Девушка незаметно для себя вдруг рассказала ей обо всем. О смерти матери незадолго до того, как Даше исполнилось восемь, о том, как через полтора года скончалась от сердечного приступа бабушка, как она долгие годы в детском доме мечтала вернуться домой и теперь не знает, каким образом сделать уютнее эти две холодные ободранные комнаты, единственное наследство, полученное от матери и бабушки.

Даже после окончания спектакля Даша не торопилась домой, развешивала костюмы на плечики, тщательно расправляла каждую складку. Ей не хотелось выходить из театра на улицу и бежать в протекающих ботинках по темным холодным улицам, чтобы нырнуть в ледяной квартире под дырявый плед, всю ночь дрожать от озноба, а утром снова замирать с бухающим от ужаса сердцем перед дверью, трясущейся от ударов Ванькиных кулаков. Поэтому она все делала медленно, оттягивала окончание рабочего дня.

Мария Строева сидела перед зеркалом в гримерке, снимала ватным диском грим и возмущенно делилась с мужем:

– Представляешь, стоит эта бедняжка, совсем еще ребенок, и трясется, как заячий хвост. Из-за дырки! Она ведь все исправила за минуту, но какая была испуганная и несчастная. Лева, мне так ее жалко. Ей всего девятнадцать лет, а девочка должна зарабатывать деньги, оплачивать квартиру, кормить себя. Совсем несмышленыш, который дальше школьной парты ничего не видел в этой жизни! Ты бы знал, как она была рада, когда я ее похвалила. Казалось, сейчас завиляет хвостом, как щенок.

Гуров с удовольствием смотрел на то, как с каждым движением ватного диска вульгарная дама полусвета превращалась в его милую, такую родную жену.

– Лева, ты меня слушаешь? Что ты улыбаешься? Это же так печально. Мне безумно жаль эту девочку! – проговорила Мария и принялась застегивать сапоги.

Лев Иванович галантно помог ей надеть пальто, перехватил огромный букет, полученный от поклонников. Они двинулись по затихшим темным коридорам театра на парковку, к машине.

Лев Иванович всегда старался забрать жену после вечернего спектакля, если, конечно, его работа старшего оперуполномоченного по особо важным делам давала ему такую возможность.

Автомобиль мягко выруливал на дорогу, когда свет фонаря выхватил из темноты девичью фигурку, проходящую мимо.

– Вот она, та девочка Даша, Лева. Остановись, давай ее подвезем. – У Марии от сострадания опустились уголки губ.

Гуров послушно притормозил.

Знаменитая актриса опустила стекло и позвала девушку:

– Даша, это я, Мария Строева. Помнишь, мы сегодня познакомились?

Та беззвучно шевельнула губами и кивнула.

– Садись, мы тебя подвезем. Холодно же, да и поздно уже одной по городу идти. Ты далеко живешь?

– Полчаса пешком, у поликлиники, – девушка от холода с трудом говорила, губы у нее стали синеватого оттенка, а зубы отбивали дробь.

Она послушно нырнула в салон и осторожно опустилась на краешек заднего сиденья.

Лев Иванович молча кивнул. Дескать, да, я знаю, где это. До дома Даши они доехали за пятнадцать минут. В ответ на все вопросы своей новой знакомой девушка только кивала. Ей никак не удавалось остановить дрожь от холода.

– Что у тебя на ужин? – Мария старалась задавать нейтральные вопросы.

По одежде девочки она понимала, что та живет в отчаянной нужде.

– Торт, – неожиданно соврала Даша и тут же вздрогнула от стыда.

Но еще тяжелее ей было бы признаться в том, что дома у нее нет ни крошки еды. Мария ей нравилась своим ласковым голосом и спокойными манерами. Ее муж вел автомобиль очень ровно и аккуратно.

«Мент», – мелькнула у нее в голове сегодняшняя характеристика, услышанная от костюмерши.

– Торт на ужин? У тебя сегодня праздник? – спросила новая знакомая и улыбнулась.

– День рождения. – Даша и сама не поняла, как эти слова выпрыгнули из ее рта.

Может быть, это произошло потому, что Мария ласковым обращением напомнила ей мать. Или же девушке хотелось, чтобы хоть кто-нибудь в этом мире знал, что у нее, у Даши, сегодня день рождения.

– Поздравляю! Как бы мне хотелось торт на ужин, но такую роскошь я позволяю себе раз в месяц. – Мария перебирала варианты, решала, что же такое можно подарить прямо здесь и сейчас этой одинокой девочке.

Уже когда Даша захлопнула дверь автомобиля, Мария вышла на улицу и вручила ей роскошный букет со своей премьеры.

– Это тебе. С днем рождения! – сказала женщина и слегка коснулась ее щеки губами.

Даша оторопела от неожиданности, смогла только кивнуть и на деревянных ногах дойти до подъезда.

Пока его спутницы прощались, Лев Иванович осматривал двор. По многолетней профессиональной привычке он везде и всегда отмечал подозрительных личностей, оценивал безопасность обстановки.

В квартире девочка поставила в единственное ведро с водой букет, вдохнула аромат пышных роз и улыбнулась впервые за сегодняшний день. Она малюсеньким перочинным ножом вскрыла коробку с вещами матери, потянула крышку вверх и замерла. На куче документов и тетрадок лежала ее старенькая игрушка, вытертый плюшевый медведь с разными глазами. Один из них был белый, из пуговицы от старого маминого рабочего халата, а второй – синий.

Даша схватила медведя, сделала два шага и опустилась без сил на старенькую раскладушку. Слезы, которые она так старательно сдерживала весь день, хлынули очищающим водопадом. Она плакала, вспоминая о торте, который мать пекла ей каждый день рождения, прикасалась пальцем к синей пуговице от того самого платья, в котором строгая и бледная мама лежала в гробу, вдыхала нежный аромат духов Марии Строевой со своей щеки. Рыдания скручивали ее тело, выталкивали скопленную боль. Уже через пятнадцать минут Даша, обессиленная долгим днем, крепко спала.

На другом конце Москвы знаменитая актриса думала о несчастной девушке. Мария сосредоточенно вытаскивала из шкафа вещи, складывала их в огромный пакет.

– Я в машину на пять минут, забыл там ежедневник, – донесся из коридора голос мужа, но женщина лишь кивнула в ответ.

Когда Лев