Но вот освободить тебя без царского указа и приказа, хоть устного, хоть письменного, не могу. Тот же Алексашка в лютой злобе тут же настрочит донос на нас.

— Да уж, — лицо Дмитрия поморщилось, толи от понимания сложной обстановки, толи просто от сильной боли. В голове у него было пусто, как в церковном колоколе. Поэтому он лишь спросил своего недавнего палача, а сегодня вроде бы спасителя: — и что же делать, князь-кесарь?

— Вот! — выдвинул палец Федор Юрьевич, — надо бы послать кого из близких твоих, коли сам ты не совсем не можешь. Государь ведь тебя привечает?

— Привечает, князь-кесарь, — твердо сказал Дмитрий, — всегда то словами, то крепостными крестьянами. А то., — он ухмыльнулся, — тростью по спине собственноручно.

— Государь, когда в гневе, многим надает, — ухмыляясь, согласился Ромодановский, — даже мне пару раз попало. Зато при мне, герр Питер тебя хвалил многоречиво, мол, честен ты и верен, а еще умен и очень обучен. Так что, если бы ты мог, то просто приехал бы к нему и все закончилось.

Дмитрий задумался. Здоровье его было очень слабое, но если надо…

— Я, пожалуй, все же смогу приехать, вдруг доеду.

— Лежи уже, махнул князь-кесарь, — ты на себя посмотри, лежишь кое-как. А уж если выедешь, то приедешь к царю уже мертвый. Господь он, конечно, к нам милостив, но себя тоже надо беречь, а то окажешься хотя бы на небе. А у тебя здесь на этом свете и жена Дарья, и сыночек Александр, живи еще!

Он помолчал, толи аккуратно думал, толи просто не решался сказать. Наконец продолжил, вздохнув:

— Митяй, я тут подумал, тесть твой князь Александр Никитич, муж хороший и благородный, но с царем он не смог сработаться. Твоим гонцом он быть никак не может, доломает остатнюю посуду. А вот его дочь, твоя жена, наоборот, с Питером в хороших отношениях. Так что, как не крути, а ехать надо ей!

— М-гм! — усомнился Дмитрий, — женщину и в такую поездку? А что, мужиков-то нету больше?

— Мужиков много, — уже сердясь, сказал Ромодановский, — но надо близкий родной к тебе. тесть твой не годится, к сожалению. Сын Александр, так он мал еще! Сам виноват, не рожал детей, что теперь сожалеть понапрасну. Пусть жена и едет, не зря говорят, что она твоя вторая половинка. Так?

Теперь уже попаданец вздохнул. Федор Юрьевич рассуждал мудро и логично, тут и не поспоришь. Ему было жалко Дашу. До сих пор они находились на царские аудиенции вместе. И, если надо, он ее поддерживал, хоть словом, хоть дружеским локтем. Как она будет одна, не сломается ли на беседе у государя? Патер бывает иногда очень сердит и даже нагл, не видя это.

— Ладно, — нехотя одобрил он предложение князя-кесаря Федора Юрьевича, но ввел свое условие: — пусть Даша придет после поездки.

— Хорошо, — сразу согласился с этим довольно нахальным предложением Ромодановский. И едва Дмитрий начал удивляться, как тот заговорил, и все стало понятно.

— Я со всеми твоими просьбами или требованиями договорился, но теперь и ты должен условиться с моими предложениями. Имей виду, я в каком-то разе сейчас иду по острию ножа. С одной стороны, у меня появляется князь Алексашка Меньшиков. С другой, — царю герру Питеру явно не понравится мои действия.

Я не прошу слишком от вас много, — поспешил продолжить глава Преображенского приказа, — во-первых, в случае с конфликтом с Меньшиковым, как минимум, не ставать на сторону Меньшикова.

Дмитрий удивленно посмотрел на собеседника, не понимая, как он вообще будет разговаривать с ним после такова вот — дыба, горящий веник и пытка о смерти!

Однако Ромодановский, как уже опытный политик и даже циничный, смотрел на дело иначе. Дмитрий все-таки смирился и глядя на иконы, поклялся, что дружить с Меньшиковым он ни за что не будет, сколько бы он не домогался.

Второй пункт «повестки» князь-кесаря был более понятен. Дмитрий, его жена Дарья и тесть Александр Никитич не должны по любой причине рассказывать о роли Федора Юрьевича в аресте и дальнейшем допросе.

«Боится, что ли, царя? — подумал Дмитрий, — вроде бы не таком уж он положении, чтобы так трястись».

Но князь-кесарю он обещал на иконе Святой Богородицы, что и сам будет молчать, и жена с тестем тоже. Куда ему деваться? И сейчас, весь покалеченный в руках князь-кесаря и потом трудно. будет не тот он веса и потенции, хоть и майор преображенцев.

Ромодановский, видимо, остался доволен реакцией Дмитрия, поскольку за его женой послал не своего слугу, а аж дьяка Преображенского приказа. А, может, так решил напугать Хилковых. В любом случае ненаглядная Даша буквально прибежала, судя по неровному дыханию.

— Как ты? — озаботилась она мужем, — ничего не болит, милый?

Ха-ха, да она ничего не знает. И пусть не знает, женщина же, слабая, о! Нервная, а! Это о чем он сейчас такое говорит? Г-хм, изо всего вышеперечисленного моя Даша красивая. А еще она явно его обманывает. Вот ведь женщина! Когда он договорился с Ф. Ю. Ромодановским, что его жена придет сюда, он, Дмитрий, строго решил, что не будет рассказывать ей об его пытках, дыбы, ожогах и так далее. Не бабье это дело!

Но где-то в середине разговора он твердо стал убежден, что Даша, нет, не врет, просто лукавит с ним, при чем одновременно потешается и страдает над ним. Вот ведь новая проблема на его больное истерзанное тело!

Даша меж тем, видя, что ее муж полностью отключился, тоже перестала говорить, проще говоря, болтать, как это делают женщины. Вместо этого она начала молча на него смотреть ее чудными большими глазами.

Придется быть честным. Ха-ха, — мысленно хохотнул Дмитрий, — это ведь так интересно, быть честным с женой, не правда ли?

Хотел было взять ее за руку, но спохватился, что не сумеет из-за страшной боли. Ведь даже просто лежать на животе оказалось не так просто. Пришлось просто поднять взгляд на Дашу, а до этого он в большинстве глядел на ее ноги. И то это движение пришлось разделить на несколько частей. Руками-то шевелить было нельзя совсем, они еще не восстановились после вывихов на дыбе. То есть шевелить можно, но очень уж больно. А напрягать спину было не так больно, но все комфортабельно.

Но наконец он