— Наверно, там очень интересно! — воскликнула Патриция.

— Ничего особенного.

— А я больше всего хочу поехать в Австралию. Недавно была передача о кенгуру, они такие забавные! Мне бы там никогда не надоело.

— Всякая экзотика быстро приедается, — возразила Мэдж.　Что Южная Америка, что Австралия…　

— Вы были и в Австралии? — спросила Патриция.

Мэдж удивленно приподняла ровные дуги бровей:

— Я? Нет, это я просто так сказала. Когда живешь в Англии, всякие экзотические страны кажутся очень привлекательными, а когда приезжаешь туда, все оказывается по-другому. Сначала действительно интересно, а потом привыкаешь и перестаешь замечать. Лично мне очень скоро захотелось вернуться в Англию.

Адвокат одобрительно кивнул:

— Мне путешествия представляются бессмысленной нервотрепкой, — заметил он. — От этих поездок одни неприятности.

Бэрридж подумал, что если бы Мейн был здесь, то мистер Хамфри обрел бы в его лице горячего сторонника. В глазах доктора Мейна любая поездка продолжительностью более получаса была настоящим путешествием и вызывала живейшее отвращение.

— Когда я в последний раз был на континенте, то попал в неприятную историю, — продолжил адвокат. — В поезде, на котором я ехал, ограбили почтовый вагон и убили одного охранника. Нас потом без конца спрашивали, не видел ли кто чего-нибудь подозрительного. А что я мог видеть, если спал в это время? Поезд даже не остановился, они все на ходу проделали.

— А другие? — спросил О’Брайн. — Другие что-нибудь заметили?

— Никто ничего не заметил, ограбление только на станции обнаружилось. Моя соседка, очень нервная дама, закатила истерику и кричала, что нас всех могли убить, а полиции и дела нет. От ее криков у меня разболелась голова, и в результате я потерял посылку, которую жена велела передать племяннице.

— Грабителей потом поймали? — поинтересовался О’Брайн.

— Кажется, нет, но я тогда не следил за прессой. Мне, знаете ли, своих дел хватает.

После окончания завтрака миссис Бойлстон попросила О’Брайна узнать, когда Крайтон сможет поговорить с ней.

— С утра он собирался заняться с мистером Хамфри, — ответил О’Брайн. — Впрочем, я сейчас узнаю.

— Я бы хотела поговорить с ним сейчас. — В ее тоне проскользнула нервозная нотка.

— Не надо беспокоить дядю сегодня, — вмешался Клемент. — Визит доктора взволновал его.

— Вы все же узнайте, — настаивала миссис Бойлстон, обращаясь к О’Брайну.

Клемент сердито нахмурился:

— Пойдем, Пат. — Он взял девушку за руку, и они вышли.

Адвокат, недовольный, отошел к окну.

Бэрридж тоже задержался в столовой, ожидая возвращения О’Брайна, чтобы осмотреть коллекцию, которую расхваливал доктор Окленд.

— Мистер Крайтон просит вас подождать, — сказал О’Брайн адвокату. — Прошу вас, миссис Бойлстон.

— Интересно, я успею на дневной поезд? — спросил Хамфри, когда О’Брайн вернулся.　Нет, — ответил тот. — Сожалею, но вы не попадете и на вечерний поезд: сегодня отсюда невозможно уехать.

— Так я и думал, — кивнул Хамфри. — Мы с вами и ночью едва добрались, а теперь совсем не проехать.

— Если дождь к вечеру кончится, за ночь подсохнет и завтра днем можно будет доехать до станции.

Бэрридж представил реакцию Мейна на это известие и внутренне содрогнулся, а вслух сказал:

— Мистер О’Брайн, я хотел бы взглянуть на коллекцию оружия, о которой говорил доктор Окленд.

— Пожалуйста, сэр. Пригласить мистера Мейна?

— Не надо, его такие вещи не интересуют.

— Я пойду с вами, — заявил Хамфри. — Нельзя сказать, что меня занимают старинные ружья, но делать-то нечего.

К ним присоединилась и Мэдж Бойлстон. Коллекция Джона Крайтона и впрямь была великолепна: охотничьи ружья, старинные и современные, развешанные по стенам и лежащие на специальных застекленных подставках, занимали три большие комнаты, в последней под стеклом лежали еще десять револьверов и коробки с патронами.

— Подарок американца, с которым мистер Крайтон вел дела, — пояснил О’Брайн. — Сам он собирает только ружья.

Как ни оттягивал Бэрридж момент возвращения в свою комнату, где, как он опасался, придется выслушивать новый поток жалоб Мейна, после осмотра коллекции он все же был вынужден направиться к себе. О’Брайн со своей обычной любезностью предложил проводить его, но Бэрридж самонадеянно отказался. Дойдя до зимнего сада, он завернул туда, привлеченный яркими кроваво-красными цветами неизвестного растения, а оттуда вышел, как оказалось, через другую дверь — помещение имело форму шестиугольника с шестью застекленными дверями, которые сливались с такими же застекленными стенами. Дом был очень большой, со множеством переходов, лесенок и пересекающихся коридоров, и Бэрридж не представлял, где находится его комната. Наконец, предварительно постучав, он открыл одну дверь: в комнате никого не было. На углу большого письменного стола стоила пишущая машинка, дверцы книжного шкафа были распахнуты, через открытую дверь второй, смежной, комнаты виднелась широкая тахта, на которой валялись раскрытая книга и начатая пачка сигарет, а на полу — пепельница с окурками. Из-за пишущей машинки Бэрридж решил, что комнаты принадлежат О’Брайну; если так, то секретарь Крайтона не был таким педантично аккуратным, каким казался. Бэрридж закрыл дверь и пошел дальше. Миновав еще несколько дверей, он услышал голоса. На стук никто не отозвался, и он нажал на ручку двери. Клемент Тэмерли и Патриция целовались, не замечая ничего вокруг. Смущенный Бэрридж закрыл дверь, постоял немного, а затем снова громко постучал.

— Да? — Поправляя волосы, на пороге появилась Патриция.

— Извините за беспокойство, — сказал Бэрридж,— К своему стыду должен сознаться, что я заблудился.

— А-а… Я вас провожу. Здесь действительно трудно сразу сориентироваться, — сказала она потом, шагая рядом с Бэрриджем. — Дом много раз перестраивался, под конец все внутри запуталось, но дяде он нравится.

— А вам?

— Мне тоже. Он похож на дом из сказок, где происходят всякие удивительный вещи.

— И они происходят?

Патриция засмеялась; смех у нее был мелодичный и очень приятный:

— В закоулке, куда никто из нас еще не заглядывал, живет страшный дракон и ждет, когда его разбудят, — ответила она и приложила палец к губам, словно предупреждая об опасности, потом снова засмеялась и в ее светло-карих глазах заиграли веселые искорки.

Бэрридж в ответ улыбнулся:

— Бьюсь об заклад, что в детстве вы зачитывались страшными сказками.

— Зачитывалась только теми, где хороший конец. Чтобы принц освободил принцессу и женился на ней. Я и сейчас люблю сказки, — созналась она с милой улыбкой, — а Клемент надо мной смеется.

— Он поступает нехорошо — над увлечениями