– Меня зовут Оллер, – не выдержал он.

– Ника… ой, Вероника, – почти беззвучно прошептала я, чувствуя, как ужас случившегося наваливается на меня пудовой плитой, перехватывает горло.

Растерянно оглянулась в поисках родителей, но поймала ошарашенные взгляды Димитрия и Петра. Мгновение на осознание – и их глаза потухли, плечи поникли. Каждый из нас понял, что больше ничего не будет. Неделя Ушедших – это не только траур по погибшим магам, это еще и проводы таких как мы, обнаруженных зловещей академией для одаренных. Как только их находят, уводят из семей навсегда, они никогда не возвращаются.

Никогда.

– Не-ет! – веселые голоса на площади разорвал отчаянный крик моей мамы.

Приподняв юбки, она ринулась ко мне, расталкивая людей. Папа торопился за ней, в его глазах плескался не меньший ужас. Через минуту оба сжимали меня в объятиях. Мама то рыдала, прижимая меня к себе, то колотила отца по груди, обвиняя:

– Ты! Это ты во всем виноват! Это твоя бабка-ведьма проклятую кровь Нике передала…

– Я думал, она слабая совсем была, не проснется дар… – хрипло и потеряно шептал мой любимый, всегда уверенный и сильный отец.

– Ты, ты во всем виноват. А теперь они забирают нашу дочь, нашу кровиночку… а потом и сыновей наших заберут, изверги… – причитала мама на всю площадь, забывшись в своем горе.

– Значит, ваша бабушка была ведьмой? Чуяла землю и растения? – громом среди ясного неба прозвучал рядом уже знакомый голос.

Я обернулась. Черноглазый горбун в ярком дневном свете выглядел особенно жутко. Черные глаза – как затягивающие все живое омуты. Крупный нос, строго сжатые губы, мощный подбородок с ямочкой… пряди черных волос, выбившиеся из-за по-прежнему наброшенного на голову капюшона… Мужчина оказался выше моего папы и крупнее.

– Да. Она гораздо дальше на севере, в Шишковичах, до самой смерти жила, – испуганно прохрипел папа, неосознанно заслоняя нас с мамой. – Но отец не захотел там жить и переехал в Кинсборо, а здесь уже остепенился и жизнь прожил…

– У вас же только братья? Сестер – нет? – спросил горбун.

– Все верно, господин защитник, – кивнул папа.

Я смотрела то на папу, то на расспрашивающего его вершителя судеб со странной надеждой на чудо: вдруг их разговор изменит что-то, спасет меня?

Эта же мысль настолько очевидно читались в глазах родителей, что даже гадать не было нужды, о чем они думают. Все мы замерли в ожидании решения незнакомца. Но жуткий горбун дернул уголками губ и негромко, спокойно пояснил, бросив взгляд на мою маму:

– Ведьмин дар – одно из направлений магии земли, но передается только женщинам. Так что за своих сыновей вы можете быть спокойны, госпожа Эйташ, им академия не грозит. – Затем перевел взгляд на меня и напомнил: – Мы почти закончили проверку в Кинсборо. Поторопитесь, у вас осталось немного времени на прощание…

Дальше мы втроем смотрели, как он развернулся, взметнув полами плаща словно крыльями, и направился обратно в магистрат. Спустя минуту мама ненароком натолкнулась взглядом на мой кукольный саквояж, всхлипнув, прижала меня к себе и прошептала:

– Тебе же столько всего понадобится, бедная моя девочка. Дождись меня, я мигом! – И побежала домой.

Домой… А мы с отцом с полчаса сидели в обнимку. Его слезы капали мне на макушку под горестный шепот:

– Прости меня, Вероничка, прости пожалуйста…

Я уговаривала убитого горем родителя, который словно хоронил меня:

– Ты не виноват, пап. Никто не виноват. Только монстры проклятые! Обними за меня братьев. Передай им, что люблю. Я вас не забуду, папа…

Обратно мама вернулась с целым баулом, который тащили мои перепуганные и расстроенные братья. Не успела я поблагодарить родных, как приставленный к одаренным парень в черном плаще вежливо пояснил, кивнув на принесенное добро:

– Академия Защитников – это военное заведение. Вашу дочь поставят на довольствие и полное королевское обеспечение. Она ни в чем не будет нуждаться, поверьте! Поэтому лучше взять только самое дорогое сердцу, как память о родных и близких. Все остальное ей не пригодится.

Чем не облегчил, а усугубил переживания моих родных, особенно «памятью о родных». Мамочка с мольбой просипела:

– Мы сможем еще встретиться с дочерью?

– Может быть… когда-нибудь, – парень ушел от прямого ответа, но кому не ясно, что за этим стоит?

Неожиданно наше прощание нарушила Катерина Стретчет, на свою беду тоже оказавшаяся одаренной. Появление дочери бургомистра у злосчастной повозки оказалось настолько шокирующим, что даже мама перестала плакать. Мы с семьей во все глаза смотрели, как бургомистр семенил за членами комиссии и, заламывая руки, яростно в чем-то их убеждал, но неизменно получал отказ. Бургомистр злился, ругался, но бесполезно. А его дочь, яркая розовая красавица Рина, как и я до того, шла словно на плаху: поникшая и испуганно сжимавшая в руках не менее дурацкий, чем мой кружевной саквояж, вышитый цветочками ридикюль.

Вскоре меня, Рину и Оллера усадили в одну повозку, пятерых представителей власти в камзолах и плащах – в другую и повезли к стационарному порталу, ведущему в столицу. А Кинсборо провожал нас плачем наших матерей и тянущим, тоскливым завыванием флейты.

Так закончилась моя прежняя жизнь.

Глава 2

В Дарате, столице Солверса, я была лишь единожды. Папа возил всю нашу семью на большую ярмарку три года назад. И тогда высокие шпили дворца и трех древних храмов поразили меня в самое сердце каким-то запредельным величием. Трехэтажные дома, сплошной стеной выстроившиеся вдоль широких ровных улиц; многочисленные площади, маленькие и большие, с толпами шумного народа, стекавшегося на базарную площадь закупиться и повеселиться, бойкая, веселая торговля – все это тогда оглушило, заворожило, увлекло…

Сегодня над Даратой теснились темные кучевые облака, пряча солнышко, по улицам, как и у нас, лились многоголосые стоны флейт. Над дворцом и храмами ветер трепал черные флаги Недели Ушедших.

Наша поскрипывающая узкая повозка, рассчитанная максимум на четырех пассажиров, в сопровождении пятерых пеших конвоиров, пройдя сквозь портал, противно застучала колесами по мостовой. Мы с Риной, сидя рядышком на жесткой лавке, невольно жались друг к дружке. Оллер, сидевший напротив,