– Всё так, извините, – сказал я, распечатал нужные мне страницы с усатым Селимом и ушёл.

Естественно, я ей не поверил, как и этой газете, как и всему их архиву. Не могло же быть такого, чтобы не осталось печатных газет!

– Никаких газет не осталось, теперь всё в архивах, – сказали мне в другой библиотеке, через четыре улицы от той.

Эта женщина была чуть моложе и без кошачьих очков, но всё так же противно шипела.

– Мне нужен только один экземпляр, – сказал я.

– Все в электронных архивах.

В архиве этой библиотеки был всё тот же Абдул Селим и никакого мистера Кларка.

* * *

На месте и до того неизвестной мне пекарни стоял известный всем магазин. Я взглянул на распечатку газеты и опять на известный магазин. Адрес на табличке дома, возле которого стоял мистер Селим, был тот же, как, собственно, тем же был и дом. Неужели и пекарни здесь никогда не было? Мне вдруг пришла бредовая мысль, такая бредовая, что даже озвучивать стыдно: мне вдруг показалось… Нет, такое нельзя произносить вслух. Мне вдруг показалось, что весь реальный мир существовал лишь на страницах газет, а жизнь оказалась совсем нереальной. Я приложил ладонь к горящему лбу – надо бы купить аспирин, пока не забредил ещё сильнее. Пока бред, овладевший всем миром, не захватил и меня.

– О-о, господин Селим, – протянул чей-то хриплый голос у меня за спиной.

Меня чуть не передёрнуло.

– Нет, я не Селим, – обернулся я.

– Не вы, – тыкал грязный палец в распечатку газеты, – господин Селим.

– Вы его знаете? – я отшатнулся от неприятного запаха прокисшего супа и, кажется, прочистил нос.

Маленький, скрюченный бездомный старикашка улыбался мне беззубым ртом.

– Все знали мистера Селима, все любили его пекарню. Мистер Селим кормил всех бездомных, как велел ему его пророк.

– Кормил?

– Да…

– Лет двадцать назад?

– Почему же. Год назад, – недоумевал бездомный и протянул свою грязную ладонь.

Я положил в неё две монеты.

– Мистер Селим умер год назад? – спросил я.

– Нет, это пекарня закрылась год назад, а мистер Селим умер давно. А в его пекарне так и продолжали раздавать лепёшки, как и завещал мистер Селим. Хороший был человек… и жена его тоже хорошая.

– Она, я так понимаю, тоже мертва?

– Нет, ещё нет.

«Ну хоть кто-то в этой истории был жив», – подумал я.

– А вы не знаете, где она сейчас?

Сейчас он скажет, что уехала к себе, куда-нибудь в Стамбул или Марокко.

– Жена его живёт через два дома отсюда, – он показал на старый коттедж, укутанный лозой винограда.

Ну хоть с этим мне повезло. Я пошёл к указанному дому. В голове крутилось… Да чего только там не крутилось. Я остановился и ещё раз взглянул на свои распечатки.

Внизу некролога значилось «Керри Мильтон».

Может, это и правда я написал?

Нет, полнейший бред! Я не помнил никакого Селима и никакой пекарни, я не помнил ничего, что было связано с новым некрологом.

Белый дом с облупившейся штукатуркой покрывала густая лоза, она доползала до окон первого этажа, огибала их, переходя на высокий навес, на котором висели огромные гроздья – никто не снимал виноград. Может, и нет здесь никого… Только я потянулся к двери, как она распахнулась. Через густые ресницы карих глаз на меня смотрела старая женщина с огромной копной седых волос.

– Госпожа Селим?

– Мне не нужны пылесосы, – сказала она и попыталась закрыть дверь.

– Нет-нет, госпожа Селим, – придержал я дверь. – Я ничего не продаю.

– Сейчас все всё продают, – ворчала она.

– Мне нужно с вами поговорить, я из местной газеты.

Она прищурилась и опять высунулась из двери.

– Да-а, – протянула старушка.

– Скажите, ваш муж скончался двадцать лет назад?

– Да… – прищурилась она ещё сильнее, осматривая меня с головы до ног.

– Об этом писали в газете.

– Да? – удивилась женщина.

– Некролог выходил.

– О ком?

– О вашем муже.

Она удивлённо хлопала большими глазами.

– Здесь написано, – держал я перед ней отсканированную распечатку, – что он был владельцем небольшой семейной пекарни.

– Да, – пробежалась она глазами по серым листам. – Всё правильно, хорошо написали.

Она молча посмотрела на меня и сжала губы в морщинистый красный бант.

«Сейчас что-то скажет», – подумал я. Что-то, что прояснит весь этот кошмар.

– Он пёк отличные лепёшки, – наконец выдавила она из себя, – никто такие не пёк.

– Хорошо…

– Очень вкусные.

– Отлично!

– И раздавал их бедным.

– Добрейшей души человек!

– Хотя мы сами были бедны.

– Охотно верю, но, госпожа Селим, вы же понимаете, что обычным пекарям не пишут некрологов на первых страницах центральных газет.

– Но он был очень хорошим пекарем и хорошим человеком, мой муж – хороший человек, – возмутилась пожилая женщина.

– Я понимаю. А больше он ничем не занимался?

Она задумалась.

– Он вязал корзины.

– И всё?

– И жарил мясо, баранину.

– Понятно. И всё?

– И всё.

И всё, что мне удалось разузнать. Тот, кто подменил некролог, скорее всего, нашёл этого Селима в списке умерших в тот день и заменил его смертью смерть мистера Кларка.

Итак, у меня нет нужной газеты, нет доказательств, нет ни одного человека, кто не счёл бы меня сумасшедшим, есть лишь один бредовый день.

* * *

– А я тебе говорю, что этот парень умер двадцать лет назад, понимаешь! – тыкал я стаканом виски в бармена. – А три дня назад он умер опять!

Бармен с привычно равнодушным взглядом тряс свой шейкер и, открутив крышку, разлил коктейли по бокалам. Я сделал ещё глоток, потом ещё, и ещё, и осушил стакан.

– Я ведь не сошёл с ума, понимаешь, – крикнул я тому, чья профессия была всех понимать, – я помню эту могилу, я видел её, вот как тебя…

Он кивнул.

Я попросил добавить ещё.

– Если бы я только мог доказать, не им, – я показываю в толпу, – себе! – Он кивнул в ответ, оценивая мою некондицию, налил ещё, я выпил всю залпом. – Мне главное разобраться во всём самому. Кто-то следит за нами, – я перешёл на шёпот, – кто-то меняет мир, но мы не замечаем ничего. Мы не заметим, даже если завтра проснёмся в другом месте, а вот если я обсчитаю тебя или ты меня, вот это мы не пропустим, это мы запомним на всю жизнь, а этого Кларка никто, кроме меня, и не запомнил…

В голову ударило жаром, заволокло пьяным туманом, или это был местный кальян… Всё поплыло перед глазами, и бармен, и стаканы, и бутылки позади него. Этот бар был недалеко от редакции, мы зависали здесь