- Путь далек и опасен, Гестас. Будь внимателен и осторожен. По дороге особо избегай бенефициариев. Под их видом могут сновать переодетые убийцы. - Пресбевт тяжело вздохнул, лицо его потускнело, и над правой бровью собрались складки - он все больше тревожился за судьбу своего гонца... - Помни: сейчас в твоих руках спокойствие и благополучие Города, и ты уже не оптион, а посланник правды и справедливости. Юпитер поможет тебе. Ты достоин командовать кентурией и вернешься уже в новом чине.

В соседней комнате для Гестаса были приготовлены просторная накидка, рубаха, скифские шаровары, сапоги и оружие - меч-акинак в ножнах на боспорской портупее и кинжал. По такому путаному одеянию и вооружению эллина можно было бы принять за опытного дорожного грабителя, и Гестас грустно усмехнулся, представив себе изумление Эринны, увидь она его на улице в этом наряде.

Тревожное предчувствие пепельной тенью должно в этот миг скользнуть по сердцу Эринны: не дождется она сегодня любимого, не погасит, быть может, до самого рассвета беспокойный оливковый огонек. И в тревожной дреме, в смутных грезах с трудом признает она любимого в варварском облачении на взмыленном, уставшем коне, а очнувшись от первых лучей солнца, станет в тоске гадать, не к беде ли привиделось такое...

К беде или к славе, а к чему наверно, не ведает еще душа Гестаса и лишь робко благоговеет перед дарованной ей богами ролью посланницы правды и справедливости, ролью, что вознесет ее над проскениумом и над зрительскими рядами великого театра судеб, вознесет над бедой и над славой, над опасностями и над самой смертью, не вознесет лишь над любовью, ибо сама любовь вознесена и над судьбою, и над смертью, и над богами.

- Надевай скифское поверх своего, - остановил Никагор Гестаса, начавшего было раздеваться. - Пояс - под рубаху.

Гестас за думами об Эринне и о своей участи едва расслышал его. Он вздрогнул, когда рука Никагора легла на его плечо тяжелым теплом.

Они встретились взглядами.

- Не тревожься, - улыбнувшись сказал Никагор. - Еще до наступления ночи твой отец узнает, что ты послан в береговой дозор. Узнает об этом и Эринна.

Гестас растерялся. Никагор словно читал его мысли.

- Благодарю тебя, - робко проговорил Гестас и вдруг почувствовал колкое дуновение прощальной тоски, будто приходилось сейчас расставаться навсегда со своим старым товарищем и настал миг последних обещаний и заветов.

- Отец сокрушается, что в пределах городской стены врагов у Танаиса не меньше, чем снаружи ее, - нахмурившись, сказал Никагор: казалось, он не совсем уверен, нужно ли говорить Гестасу еще и это. - Он часто представляет себя стоящим в затопленной лодке по подбородок в воде... Я говорю тебе это к тому, чтобы ты был особенно осторожен по возвращении. Сегодня и завтра ты - в дозоре Хабрия. Не забывай об этом ни в своем доме, ни в доме Эринны. И не бойся, что слух о твоем появлении в Цитадели донесется следом.

- Я не забуду, - кивнул Гестас.

- И не забудь, подъезжая к Цитадели, сменить одежды. Не то и ксюмбамллону не поверят. - Никагор, усмехнувшись, протянул Гестасу часть неровно разломанного надвое бронзового медальона. - Показывать только Феспиду. Вторая половина у него.

Гестас укрыл знак пресбевта в поясном кошеле.

- Пора поторапливаться. - Никагор подал Гестасу один из светильников. - В Городе тебе появляться уже нельзя - выследят. Подземелье выведет в склеп. Крышка тяжелая. Снимай осторожно и осторожно закрой, чтоб не оставалось щелей. У склепа наш человек даст тебе коня. Езжай на север, в объезд по правую руку кургана Арсоарака, за ним широкой петлей заворачивай на восток. К реке спустишься по Каменному Ручью. Там меоты перевезут тебя и сменят коня. Всю дорогу забирай как можно дальше от побережья. Но рассчитай так, чтобы, не загнав коня, к рассвету добраться до Цитадели. Вот и все указания. Светильник погаси еще под землей и оставь в углу склепа... Зевс да хранит тебя, Зевс Сотер, наш эллинский бог.

Никагор отдернул в сторону один из пологов, которых в этом доме было великое множество, и обнажил нишу с железной крышкой на полу проема. Под крышкой начинался очень крутой спуск, и Гестасу пришлось придерживаться за стены локтями. Спускаться было очень глубоко, столь глубоко, что отверстие наверху превратилось в круг луны, светящей сквозь мутную пелену осенних небес. Наконец Никагор опустил крышку, и луна погасла.

Ход оказался уже первого и был прорыт под самый крепостной ров. Дышать тут удавалось с трудом, было и зябко и душно. По щелям выложенного черепицей свода сочились, поблескивая, тонкие ручейки. На самом же дне подземелья по щиколотку стояла темная, почти не отражавшая света вода; по желобу у стены она медленно уходила в какие-то неведомые пустоты.

Гестас очень обрадовался, когда эта орфеева тропа вывела его не к лодке Харона, а к искусно выложенной из камня винтовой лестнице, поднимавшейся вертикальным колодцем, с высоты которого чуть веяло прохладным, но живым и легким воздухом.

Наверху, в царстве живых, сумерки уже прибило к самой земле глубокой теменью ночных небес, но после тяжкого мрака подземелья Гестасу поначалу показалось, что еще светло. Все кругом: и курганы, и варварская кибитка с привязанным к ней сбоку приземистым гнедым жеребцом, и городские стены, и гладь воды во рву, и даже пламя костра, который поодаль, у козьего загона, жгли двое варваров, - все приняло единый цвет выгоревшей полыни. Распевались, набирая ночную силу, свирели цикад.

Когда Гестас осторожно подошел к кибитке, из нее донесся тихий, но повелительный голос:

- Отвязывай коня и уходи.

Исполняя приказание, Гестас как бы невзначай заглянул внутрь, но различил в темноте лишь неподвижный силуэт. Мелькнула опасливая мысль, что и здесь, в этой грязной сарматской кибитке, сегодня может оказаться кто-нибудь из высших офицерских чинов, и Гестас на всякий случай скрытно отдал воинское приветствие. Услышав в ответ лишь пожелание удачи, он коротко приложил руку к груди и повел коня в сторону.

Положенной широкой петлей Гестас начал свой путь до Каменного Ручья. В устье Ручья его встретили трое молчаливых меотов, без единого слова они показали знак пресбевта и привели Гестаса к лодке. Один из них остался за коновода на берегу, а другие двое взялись за весла.

Тихо и стремительно скользнула лодка к противоположному берегу. Там Гестаса