проходили начала дифференциального исчисления и аналитической геометрии. Требования были очень высокими. В классе, где учился мой отец, из 25 человек в первом классе до конца дошли без отставания всего пять человек. Конечно, отец понимал, что условия тогда были совсем другими, обучение не носило массового характера, как сейчас, но, тем не менее, многое из системы 3-го Реального училища отец считал возможным поставить в пример современной организации образования.

Никого из школьных товарищей отца я не знаю. Все они рассеялись, никаких связей у нас с ними не сохранилось. Вероятно, отец отличался от большинства школьников своими склонностями, занятиями и образом жизни. Спорт он, однако, очень любил, особенно лыжи и коньки. Как он сам рассказывал, в зимние каникулы он обычно уезжал на родительскую дачу в Териоках (Зеленогорск), ходил там на лыжах и таким образом избегал общества, собиравшегося на праздниках в доме. Этого общества отец чуждался, даже несколько презирал барский его уклад. Некоторые из бывших служащих моего деда рассказывали мне в тридцатых годах, что старшего сына деда они даже толком не знали, так он был от всего далек, так безучастен к делам семьи, но все знали, что он слывет «подрывателем основ», нигилистом.

Можно считать, что отец мой еще в средней школе сформировал планы и цели своего жизненного пути. Точно так же определился он и в отношении общественно-политических взглядов – стал решительным республиканцем и отрицателем права частной собственности. Но активно заниматься политикой ему было некогда – на это он также не отпустил себе времени.

В ранней юности отца в семью деда в качестве репетитора моих теток-гимназисток ходил студент-технолог, Леонид Иванович Елькин. Он был значительно старше моего отца, но они подружились, и эта дружба оказала большое влияние на формирование у отца революционных идей. Л. И. был «крайне левым», сторонником решительных действий. И был он в высшей степени светлой личностью, человеком высокого душевного благородства, самоотвержения и долга. Я познакомилась с ним в двадцатых годах, в Перми. Отголоски настроений того времени прошли через все наше детство. Революция избавила три поколения нашей семьи от «хлопот», от бремени собственности. С этой, весьма нешуточной собственностью (состояние моего деда перед революцией оценивалось в 30 миллионов рублей), почти все члены семьи расстались с легкостью и без сожаления, это я могу свидетельствовать с полной ответственностью… Само понятие собственности в семье моего отца для нас, детей, стало звучать как нечто совершенно порочное. Детским ругательством стало слово «собственник». Такое умонастроение возникло, конечно, под влиянием некоторых, очень лаконичных, замечаний отца, – ведь понять смысл его мировоззрения мы смогли только гораздо позже. Я и теперь часто спрашиваю себя, в чем же была сила этого влияния – ведь с отцом мы бывали очень мало, большей частью с нами находились разные няни, иногда бабушка.

Думаю, что сила идей разума и справедливости даже для маленьких детей была покоряющей и очевидной. «Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног…», – воодушевлено пел нам папа. И мы «со страшной силой» отрекались и отрясали…

Впрочем, это относится ко временам гораздо более поздним, т. е. к двадцатым годам, а в годы, когда происходило духовное становление отца, т. е. задолго до революции, нас ведь и на свете еще не было.

Окончив Реальное училище, отец в 1906 году поступил в Петербургский университет. (Стоит добавить, что в реальных училищах не было древних языков – латыни и греческого, но была обширная программа по математике, физике и естественным наукам.) Отец имел право без экзаменов поступать в любой технический ВУЗ того времени – Горный, Путейский, Политехнический, Технологический и др. Но он захотел идти в университет, для этого ему пришлось сдать гимназический курс латыни. За лето он подготовился и сдал отлично, поступив на физико-математический факультет, естественное отделение. К латыни он с тех пор пристрастился и всю жизнь много работал с источниками на этом языке. К моменту поступления в университет отец уже был (в 16 лет!) очень образованным человеком в области естественных наук. К тому же, в детстве и в школе он в достаточной мере овладел французским и немецким языками; «Анну Каренину» он прочел в немецком переводе – для того, чтобы, знакомясь с классическим русским произведением, не терять зря времени и заодно практиковаться в немецком языке, необходимом для науки. «Анну Каренину» он нашел скучным и заурядным образцом беллетристики.

Английский язык отец выучил позднее по собственному методу. Он заключался в том, что используются все «отбросы времени» – езда в трамваях, стояние в очередях и пр. – на чтение иностранных книг. Сначала, конечно, все будет непонятно, следует пользоваться словарем и ознакомиться с основами грамматики – все это делать «на ходу». А потом все время читать, читать и читать! «Постепенно, – говорил он, – словарный запас возрастет и уже не будет никаких затруднений. А говорить – вообще очень просто: надо начать письменно излагать содержание прочитанного, таким образом создастся привычка к составлению фраз, а уж говорить после этого – проще простого!»

Отец считал, что лучше всего он владеет именно английским. На этом языке он большей частью переписывался и разговаривал с иностранными учеными. Свободно читать он мог и на итальянском – позднее он прочитал в подлиннике «Божественную комедию» Данте (много споров у него возникло по поводу этого творения с близкими друзьями, даже конфликтов при оценке его значения). Не вызывала у него затруднений также литература на испанском, голландском и португальском языках. Он слыл всю жизнь полиглотом, был этим знаменит среди друзей и знакомых.

С ранней юности отец предназначил себя для науки. Он считал, что для этого необходимо строжайшим образом выделить себе то и только то, что знать обязательно, иначе не хватит жизни. Однако после тщательного отбора круг необходимых знаний оказался столь широким, что стала ясной неизбежность наиболее полного и целесообразного использования времени, отпущенного на жизнь, – в этом отец видел свой непременный долг. В своем дневнике он писал: «Если я хочу совершить то, о чем мечтаю, то необходима строгая планомерность и расчетливость в пользовании временем… это значительно увеличило бы мою работоспособность».

В университете отец работал по морфологии полихет в лаборатории профессора В. Т. Шевякова и побывал на практике на морских зоологических станциях в Неаполе (1909) и в Виллафранке (1910). В Неаполе он был со своим товарищем по университету и другом, Иваном Николаевичем Филиппьевым. Первая научная статья отца была опубликована в 1912 году в трудах Неаполитанской станции (1).[1]

В 1911 году отец окончил естественное отделение физико-математического факультета Петербургского