Трубка помолчала, потом Л. промычала что-то неопределенное. Питер скормил автомату монетку, чтобы временной лимит не отобрал у него важный ответ.

— Так что?

— Потому что я клялась, наверное. Дважды. Ему лично и потом при всех, в церкви. Кирхе-кюхен, ты же помнишь.

— Я тоже клялся.

— И теперь мнишь себя безответственным?

— Не я.

— А кто?

— Неважно, — сказал Питер.

— Это твой волшебник? Открыл тебе спьяну, что рассказывает историю о безответственном человеке?

— Да при чем тут он!

— Он же твой друг, не мой. Моя история — я же не дура — давным-давно написана, взвешена и найдена второстепенной.

Л. повесила трубку, оставив Питера в горьких сомнениях. Он не узнал, что в тот вечер она плакала, потому что знала, как знала жена Питера, как знают все женщины, доверившиеся слабому мужчине, к чему ведет подобная связь, и не хотела оставлять свою историю недописанной. Статус вдовы или возвращение Аднана, печальная развязка с прощанием при гаснущих свечах последнего свидания, встреча и покаяние перед соперницей основывались на твердом фундаменте, и она предпочла бы их. Продолжение отношений с Питером, напротив, походило на погружение в зыбучие пески с мелким дном. Любовь затащила Л. в песок по самую грудь, но ноги уже касались дна.

Из книги нелегко вырвать страницы, но это все-таки моя история, так что Питер знал, о чем просить. Он никогда не заискивал, не унижался и не клянчил, как многие до и после него.

— Ты же способен на все.

— В разумных пределах. — «олд-фэшнд» был хорош до неприличия, так что пределы несколько раздвинулись. — Например, я не способен вырвать из твоей груди глупую любовь к Л.

— Этого я и не прошу. Тут дело скорее в Аднане и этом стуке в дверь...

Я вздохнул. В кабинете заиграла музыка — протяжные духовые, гитара, заглушенная настолько, чтобы не быть навязчивой, серебряная дробь и сухое щелкание малого барабана. Без вокала. Импровизация, уходящая в странное.

— Убить его? Жизнь драконоборца всегда под угрозой. Одна ошибка — и все. А ведь от ошибки не застрахован даже многоопытный Аднан.

— Я разрываюсь, — признался Питер. — Еще никогда я не был настолько близок к тому, чтобы ради нашей дружбы попросить тебя сделать это. Но прощу ли я себя потом?

— Можем проверить.

— Где он сейчас?

— Далеко от заваленный лавовыми буквами границы. Караулит дракона, который готовится взлететь. До того, как крылья войдут в силу, не больше двух недель. Это уже матерый...

...зверюга по любым меркам. Аднан высунул голову из укрытия. Лежал он в борозде, оставленной брюхом ползущего дракона. Чудовище сидело неподалеку, махало крыльями, все еще недостаточно мощными, чтобы оторвать от земли массивное туловище. Гребень на спине угрожающе ощетинился, словно таким образом дракон выражал свое недовольство. Как и всем сородичам, ему не терпелось подняться над облаками, чтобы, с легкостью преодолев расстояние, немыслимое для ползучего ящера, разноцветной молнией обрушиться на какой-нибудь из городов, спалить, отравить, пожрать и превратить обитаемый клочок земли в пустошь, породившую всех драконов. Драгоценные камни, служившие дракону броней, переливались на солнце, слепили Аднана, не позволяли прицелиться.

Винтовку Аднан любил. Человеческие штампованные образцы не били так далеко, как его уникальная, гномской работы. На прикладе из коры древнего энта Аднан вырезал имя жены, а также ставил зарубки по счету убитых драконов. Пока что выходило девять плюс один. Пули у него тоже были не абы какие, а заговоренные. Порох в них содержал частички толченых единорожьих копыт, а отлили их из метеоритного металла.

— Он лучше пробивает шкуру? — спросил Питер.

— Драконью шкуру не пробить пулей, Аднан всегда стреляет в глаз. Или туда, где от панциря отвалились камешки. Но метеоритный металл все равно ценен. Драконы порождены землей, поэтому небесные элементы отравляют их кровь, причиняют...

...невыносимые страдания. Аднану был нужен единственный верный выстрел. Отравленный метеоритным металлом дракон ничего не соображает от боли, мечется и кашляет ядом. Тогда-то и стоит подобраться ближе, отворить кровь на руке, произнести молитву и выпустить силу огненной крови. Кровь человека-ящера и кровь дракона почувствуют друг друга, и примитивный разум твари покорится драконоборцу. Аднан прикажет далекому родичу умереть — и тот умрет, потому что у него не останется другого выхода.

— Ну же, — скрипнул зубами Аднан.

Треугольная голова дракона мотнулась из стороны в сторону, блеснул на мгновение небесно-голубой глаз — и тут же затерялся среди рубинов, сапфиров и изумрудов всех цветов, размеров и форм. Шанс упущен — да и был ли он?

Голодный дракон ползет, пока не найдет сородича поменьше. Тогда он душит его, пожирает, раздирая панцирь, плоть и раскалывая кости, и залегает в краткую, но крепкую спячку. Другой живности в Сожженной Стране не водится, а драконоборцы — слишком мелкая добыча, чтобы насытить даже молодого ползучего дракона. Драгоценные камни со шкуры растерзанного дракона валяются рядом со спящим, так что кажется, будто тот охраняет свои сокровища. На самом деле это не так. Ничего дорогого, любимого и вызывающего привязанность у бездумных жестоких созданий нет. Природа наделила их незабываемой внешней красотой, но высушила изнутри. Аднан слышал истории о разумных драконах, но всегда считал их сказками.

Аднан вполголоса выругался, когда дракон поднялся на четыре кривые крокодильи лапы и пополз. Тяжелый хвост и раздутое брюхо оставляли в земле борозду. По ней Аднан и пошел, когда чудовище скрылось из вида. Преследовать дракона, будучи в зоне его видимости, слишком опасно.

Он шел долго. Заводил часы на ночевках, и те в назначенное время поражали чешую на руке легким разрядом электричества. Так Аднан просыпался. На каждый день у него были припасены пакетики, пронумерованные и подписанные именами богов-покровителей недели. В пакетиках лежали дегидрированные водоросли и мясо, а еще порошок, который превращался в воду, если произнести нужные слова. Аднан наполнял кружку, сидел, свесив ноги в траншею, и думал о хорошем. Воду он выпивал за семь с половиной минут — именно столько было отведено на хорошие мысли. Оставшуюся часть дня он шагал, уставал, ставил палатку, заводил часы, спал, справлял нужду, ухаживал за винтовкой и определял, куда пополз дракон, если видел, что его борозда пересекается с другой.

К уничтоженному городу Аднан вышел в сумерках. От предместий и ремесленных кварталов остались одни руины, населенные воющими призраками и подземными червями, но крепость сохранилась в целости. Внешняя стена не пострадала, ее башни выглядели так