– Интересно, какова скорость тьмы? – говорю я, опустив глаза.

Когда заговариваешь, все смотрят на тебя – это недолго, но все равно неприятно.

– У нее нет скорости, – отвечает Эрик. – Это просто пространство без света.

– Как бы мы ели пиццу в мире, где несколько центров притяжения? – спрашивает Линда.

– Не знаю, – говорит Дейл – голос у него встревоженный.

– А какова скорость незнания? – говорит Линда.

Я размышляю секунду, потом понимаю, к чему она клонит.

– Незнание быстрее, чем знание, – говорю я.

Линда улыбается и кивает.

– Значит, скорость тьмы больше скорости света. Если тьма всегда окружает свет, она должна его опережать.

– Я хочу домой! – говорит Эрик.

Доктор Форнам велела бы спросить, не случилось ли чего. Я знаю, что ничего не случилось: он хочет уйти сейчас, чтобы успеть к любимой телепередаче. Мы прощаемся, потому что находимся в обществе, а в обществе положено прощаться. Я возвращаюсь в кампус. Хочу еще немного посмотреть на вертушки и спирали, перед тем как ехать домой.

Мы с Кэмероном в спортивном зале, разговариваем урывками, прыгая на батутах. Мы оба хорошо поработали в последние дни и сейчас расслабляемся.

Заходит Джо Ли, я смотрю на Кэмерона. Джо Ли всего двадцать четыре года. Он был бы таким же, как мы, но в его время аутизм уже научились лечить в раннем детстве. Он считает себя одним из нас, потому что знает, что мог бы быть, и обладает некоторыми чертами. Например, хорошо разбирается в абстракциях и рекурсиях. Любит те же игры, любит наш зал. Но он гораздо лучше нас – в пределах нормы, считывает чувства и выражения лиц. То есть чувства и выражения лиц нормальных людей. С нами у него не получается.

– Привет, Лу! – говорит он мне. – Привет, Кэм!

Кэмерон напрягается. Он не любит, когда его имя сокращают. Он мне сказал, что чувствует, будто ему ноги укорачивают. Джо Ли он тоже это сказал, но Джо Ли забывает, потому что слишком много времени проводит с нормальными.

– Какпжваете? – спрашивает он, комкая слова и забыв повернуться к нам лицом, чтобы мы видели губы.

Я понимаю его, потому что мои навыки аудирования лучше, чем у Кэмерона, и я уже знаю, что Джо Ли часто комкает слова.

– Как поживаете? – произношу я отчетливо для Кэмерона. – Хорошо, Джо Ли.

Кэмерон выдыхает.

– Слышлиновость? – спрашивает Джо Ли и, не дожидаясь ответа, продолжает: – Аутизм научатся лечить! Есть один метод, он, кажется, сработал на крысах, сейчас пробуют на приматах. Держу пари, скоро вы будете нормальными, как я!

Джо Ли всегда утверждал, что он один из нас, но теперь понятно, что никогда в это не верил. «Нормально» – это «как он», а «мы» не такие. А говорил, что один из нас, просто ему повезло чуть больше. Наверное, хотел угодить…

Кэмерон смотрит свирепо; я почти физически ощущаю, как комок слов застрял у него в горле. Я не буду говорить за него. Я всегда говорю только за себя, как должен поступать каждый.

– Значит, ты признаешь, что ты не как мы, – произношу я, и Джо Ли выпрямляется, на его лице появляется выражение, которое меня учили распознавать как «обиду».

– Как тебе не стыдно! Просто изобрели способ…

– Если дать глухому ребенку слух, он перестанет быть глухим! – продолжаю я. – Если он начал слышать рано, то никогда глухим не был. Просто притворялся.

– Что значит притворялся? Кто притворялся?

Вид у Джо Ли обиженный, а кроме того, озадаченный. Я, должно быть, забыл сделать паузы в речи в местах, где мы ставим запятые в письме. Его озадаченность меня тревожит, я всегда тревожусь, когда меня не понимают – так было все детство. Слова путаются в голове, застревают в горле, их трудно высказать в правильном порядке и с правильной интонацией. Почему недостаточно просто облечь мысль в слова? Нет, нужно еще умудриться выбрать нужный тон, скорость, громкость и интонацию.

Мой голос становится напряженным и механическим. Мне кажется, я говорю сердито, хотя я больше напуган, чем сержусь.

– Тебя вылечили еще до рождения, Джо Ли, – говорю я. – Ты не жил, ни одного дня не жил, как мы.

– Неправда! – быстро возражает он, перебивая. – Внутри я такой же!

– Нет, ты просто отличаешься от тех, кого называешь нормальными! – перебиваю я в свою очередь. Перебивать больно. Мисс Финли, которая учила меня общаться, стукала по руке, если я перебивал. Но хуже слышать его вранье.

– Ты способен слышать и понимать речь – ты научился нормально разговаривать. Тебя не слепит свет.

– Да, но мой мозг работает так же, как у вас!

Я мотаю головой. Джо Ли пора бы запомнить, мы ему много раз повторяли. Наши проблемы со слухом и зрением связаны не с самими органами чувств, а с работой мозга. Наш мозг работает иначе, чем у тех, у кого нет таких проблем. Будь мы компьютерами, у Джо Ли был бы совсем другой процессор и набор команд. Даже компьютеры с одинаковым программным обеспечением будут работать по-разному, если у них разные интегральные микросхемы.

– Я делаю ту же работу, что и вы!

Неправда. Он думает, что делает ту же работу. Кажется, наша компания с ним согласна: они наняли еще несколько Джо Ли, а таких, как мы, больше не нанимают, хотя аутистам найти работу непросто. Решения Джо Ли заурядны. Иногда эффективны, а иногда… Я хочу высказаться, но это сложно, потому что он выглядит сердитым и расстроенным.

– Ну ладно… – говорит он. – Может, вы с Кэмом поужинаете со мной? Я угощаю!

Внутри холодеет. Не хочу ужинать с Джо Ли.

– Не могу! – выпаливает Кэмерон. – Свидание!

Полагаю, что свидание у него с партнером по шахматам из Японии. Джо Ли поворачивается ко мне.

– Извини, – говорю я (надо извиниться, если отказываешься). – У меня встреча.

По спине течет пот; надеюсь, Джо Ли не спросит, что за встреча. Я и так прекрасно знаю, что до встречи успел бы поужинать с Джо Ли, а если еще придется врать про встречу, я буду переживать несколько дней.

Джин Крэншоу сидел в большом кресле во главе стола, Пит Алдрин и остальные – на обычных стульях по одну сторону. «Типичный Крэншоу! – подумал Алдрин. – Специально всех созывает, чтобы поважничать в кресле начальника». Третья встреча за четыре дня – столько времени потрачено впустую, у Алдрина уже накопилась куча работы. Как и у всех остальных.

Тема сегодняшнего собрания – сотрудники,