Дискотека начиналась в семь часов. На улице перед клубом было многолюдно — ведь к нам на дискотеку приезжали и из соседних деревень и поселков. Девчонки уже были на месте, за исключением вечно — опаздывающей Маши. Я помахала подругам, и мы с Олей направились к ним. Они делились свежими новостями, а я с интересом слушала их. Оля пританцовывала под музыку, которая доносилась из клуба из-за закрытых дверей и окон. Когда пришла Маша, мы, наконец, пошли внутрь.

В тот вечер мы много танцевали под громкую музыку, в свете самой простенькой цветомузыки. Нам было весело, несмотря на то, что в клубе было тесно, и мы стояли почти у самой колонки. Разговаривать друг с другом даже не пытались, так как перекричать музыку было невозможно. Но мы прекрасно общались жестами. Подпевали, если наш крик вообще можно было назвать пением, хитам «Гости из будущего», «Руки Вверх», «На-на» и других групп. Наш деревенский ди-джей был человеком разносторонних вкусов, поэтому, на дискотеке можно было услышать песни совершенно разных лет.

Ну и, конечно же, какая дискотека без «медляков»? Многие из них я знала наизусть, но обычно танцевала в стороне одна или с кем-нибудь из девчонок, так как ребята меня не приглашали.

Вообще, тот вечер ничем не отличался от других, которые я проводила на дискотеке. Кроме одного танца, который могу воссоздать до мелочей. «Дым сигарет с ментолом» — песня, с которой началась новая Я. Песня, которая стала пророческой для нас с Пашей.

Когда ди-джей включил незабвенный хит группы «Нэнси», светомузыку немного приглушили и разноцветные лучи медленнее заскользили по танцполу. Моих подружек и Олю местные ребята пригласили танцевать, а я, оставшись одна, отошла к своей «любимой» стене и наблюдала оттуда за танцующими парами. Мой взгляд скользил по залу, я медленно двигалась в такт мелодии.

— Потанцуем? — рядом раздался голос, который я с трудом расслышала из-за стоящего рядом динамика.

Я повернулась и увидела ЕГО. Тогда я, правда, увидела просто его — моего соседа Пашу. Это уже потом он стал для меня целым миром.

Кивком головы я согласилась на танец, в конце которого поняла, что пропала. Паша взял меня за руку и повел за собой в центр зала, сквозь танцующие пары.

Мы двигались под музыку, Паша обнимал меня за талию, мои руки лежали на его плечах. Мы смотрели друг на друга и ничего не говорили. Наш диалог взглядами был красноречивее сотни слов. Для меня больше не существовало никого, кроме Паши. Мы, словно герои фильма «Золушка», унеслись в другой мир, где были только я и он. Я чувствовала тепло его рук на своем теле, ощущала его дыхание, не могла оторвать взгляд от его серых глаз. Вот так всего за несколько минут я потеряла голову.

Когда музыка закончилась, Паша поблагодарил меня за танец, отвел обратно к стене, попрощался и ушел. Он вышел на улицу и больше не возвращался. Я искала его среди танцующих весь оставшийся вечер, но он так и не появился.

Утром следующего дня мы столкнулись на лестнице.

— Привет, — поздоровался со мной Паша, он как раз выходил из квартиры.

— Привет, — я, наоборот, возвращалась из магазина и приготовила ключ, чтобы открыть дверь.

— Как дела?

— Все хорошо.

— Погуляем вечером?

— Погуляем, — согласилась я, не раздумывая. А ведь ещё каких-то пару дней назад я прошмыгнула бы мимо него, не поднимая взгляд.

Тот вечер мы провели вместе — обошли близлежащие окрестности и много разговаривали. И все оставшиеся дни до его отъезда мы тоже проводили вместе.

Оля сгорала от любопытства и засыпала меня расспросами, бабушка только укоризненно качала головой и вздыхала, когда я возвращалась ближе к полуночи. Но мне было все равно. Я засыпала и просыпалась с мыслями о Паше.

В последний день, перед отъездом Паши в Москву, мы гуляли до самого рассвета. Разговаривали, целовались, бродили, держась за руки, встречали восходящее солнце. Бедная моя бабушка — мне до сих пор стыдно за свое поведение — не сомкнула глаз. Но я ничего не могла с собой поделать. Я не могла отпустить Пашу, не попрощавшись.

Он уехал, а я почти неделю не выходила из дома, пока папа не увез меня домой в Ленинград. Целый год мы писали друг другу письма, очень редко созванивались. Я жила ожиданием лета и новой встречи с Пашей. Я не смотрела ни на кого. Мне были не интересны другие мальчишки. Ведь у меня был Паша. Я наизусть выучила его письма, но все равно перечитывала их перед сном.

Мы снова встретились следующим летом. Паша приехал всего на три недели в перерыве между выпускными экзаменами в школе и вступительными в военное училище. И это были самые счастливые недели в моей жизни. Мы проводили вместе каждую свободную минуту, забывали обо всех, дышали друг другом. Тем летом Паша стал моим первым мужчиной.

Наши три недели закончились, принеся новое расставание. Пашка поступил в военное училище, где была строгая дисциплина. Никаких звонков, редкая переписка. Я уговаривала себя, что и эту разлуку мы преодолеем. Этим и жила, зачеркивая дни в календаре.

Совершенно неожиданно Паша приехал ко мне на Новый Год. Вместо поездки к родителям, которых перевели служить во Владивосток. Спасибо моим папе и маме, которые приняли наши отношения с первого дня и разрешили Паше остаться у нас. И снова в моей жизни — счастье до одури, до слез. Я не могла на него насмотреться, не могла наслушаться. Я так соскучилась по нему.

В день отъезда Паша не разрешил мне проводить его на вокзал. Прощаясь, мы долго целовались в коридоре и не могли оторваться друг от друга. Я закрыла за ним дверь и рухнула на кровать, захлебываясь слезами. Это был последний раз, когда я его видела. Он больше не писал и не звонил.

Я пыталась выяснить хоть что-то, но безуспешно. Единственной ниточкой были его бабушка и дедушка. Но они в том же январе уехали на постоянное жительство к детям во Владивосток.

Я жила надеждой на встречу с Пашей, надеялась, что он вернется и у нас снова все будет по-прежнему. Для меня все потеряло смысл. Никакие ухищрения родителей не могли вывести меня из депрессии. Я закрылась от друзей, и все свободное время проводила дома.

А через три года, когда я уже училась в Университете, я совершенно случайно