Глава 2

Пути сплетают нити

Оказавшись в своих комнатах, Сетт ати Унсан с облегчением сбросил с плеч роскошный, но слишком тяжелый парадный плащ касты Призывающих.

Наконец-то все закончилось!

Если изначально посланник Астшана считал свое приглашение на траурные церемонии хорошим знаком. То на третий день бесконечных и невообразимо скучных ритуалов стал подозревать в этом изощренное издевательство. Происки недругов, которые решили не страдать в одиночестве.

К тому же на траурные церемонии пригласили не только его, но и представителя Белых жрецов. С одной стороны хорошо — они страдали вместе. А с другой…

— Белые стали слишком активны. Мне начинает казаться, что они сами организовали нападение на свой храм, — хмуро пробормотал он.

Хоть с последней войны прошло много лет, астшанцев в империи, мягко говоря, не любили. Было за что. Тут Сет ати Унсан жителей империи даже в чем-то понимал. Правление Великого дома Сенхар вышло кровавым. Если в самом Астшане одержимых и искаженных держали в жестких рамках, то во время войны они отыгрывались за все, выплескивая на врага всю ненависть запертых в жалкие телесные оболочки существ с нижних планов. Империя Арвон познала это сполна.

Пусть Великий дом Сенхар свергнут и уничтожен. Но его кровавое наследие нескоро забудется, отравляя и так не слишком теплые отношения между двумя кусками Первой империи.

Но и с Белыми жрецами у Арвона старая вражда. Одаренным, а именно они правят империей, сложно смириться с теми, кто считает их проклятыми и требует полного подчинения. Разумеется, на благо простым людям… в белых рясах.

И все же, отношение к Белым в империи после мятежа Первой императрицы постепенно менялось. То, что простонародье смотрело им в рот, неудивительно. Да и не так опасно. А вот явные заигрывания некоторых кланов, в том числе и клана Вэйр, а значит Красного двора, вызывали определенные опасения.

Хорошо, если это только хитрость в борьбе за трон императора. А вот если за этим последует полноценный союз империи и Белых, то Астшану не поздоровится.

Его родина может если не с легкостью, то на равных воевать с империей или Белыми, объявившими очередной Очистительный поход. Но не с двумя противниками сразу!

— Как все прошло?

Сетт обернулся, его дочь Эльгери обладала феноменальным умением передвигаться совершенно бесшумно и незаметно, словно тень. Вот и сейчас он не заметил, как она подошла.

— Затянуто, нудно и до невозможности скучно, — односложно отозвался он. — А что у тебя? Дело с нашим принцем решено?

Вместо ответа Эльгери состроила недовольную гримасу, но утвердительно кивнула.

— За возможность шагнуть на новую боевую ступень, пусть и временно, он готов продать душу.

Затея отца астшанке не нравилась. Но вместе с тем она не могла отрицать того факта, что план имеет все шансы на успех.

— Хорошо, — облегченно вздохнул Сет ати Унсан.

Брак его дочери с будущим императором станет тонкой ниточкой, связавшей Арвон с Астшаном. Но новый сладкий дурман, способный не только дарить радость, но и временно усиливать исток одаренного, превратит эту ниточку в цепь. Крепкую! Надежную!

Стоит ли говорить, во что тогда превратится сам будущий император?

Дом Унсан достоин править не только Арвоном, но и Астшаном. Вновь объединив некогда единое! И тогда белым святошам не поздоровится!

* * *

После пожара некогда прекрасный храм напоминал лишь свое жалкое подобие. Каменный скелет обгоревших стен с пустыми глазницами окон. Величественные шпили со всевидящим оком Пресветлого рухнули. Их остатки до сих пор так и не убрали с площади. Главный молитвенный зал был завален мусором из камней кладки, обломков роскошного убранства, лопнувших витражей, рухнувших обгоревших балок и остатков крыши.

Но храм — это всего лишь бренное тело. Самое главное — бессмертная душа. И душа храма в виде священного первородного огня горела также ярко как всегда.

После пожара стайки ворон облюбовала верхушки башен, с которых в высь не так давно рвались шпили. И теперь птицы гордо поглядывали с высоты на окрестности, периодически нарушая покой столицы своим противным карканьем.

Заметив внизу любопытный блеск, одна из таких ворон поспешила покинуть свой пост на чудом уцелевшей балке треснувшего от жара колокола и сорвалась вниз. Лететь сразу к блестящей вещице умная птица не стала. Сделала круг. Убедилась в безопасности, и только затем приземлилась на поваленную половину треснувшей от жара колонны.

Блеском этим была монета. Хорошенький серебряный саор, каким-то образом попавший в храм явно после пожара, лежал себе на наспех очищенных камнях пола.

Перелетев с колонны на пол, ворона недоверчиво покосилась на монету. Перешагнула с лапы на лапу. Подошла ближе… и в тот же миг ее охватило пламя. Хлопая сгорающими крыльями, ворона заметалась по полу, эхо от ее отчаянного карканья вознеслось в небо. Ее более удачливые товарки подхватили этот крик, испуганно сорвались с верхушек башен и долго кружились над городом, не решаясь вернуться.

— Проклятые птицы, — с нескрываемым отвращением пробормотал брат Анато, возвращаясь к молитве. Смиренно стоя на коленях перед священным пламенем, старый священник неистово перебирал отполированные до блеска костяшки четок из солнечного камня, что в таком обилии добывался на берегах Соленого моря.

Слова молитвы срывались с его губ самостоятельно, не мешая и даже помогая обдумывать сложившуюся ситуацию.

Император мертв! Проклятье настигло проклятого. Хорошо, что это произошло. И одновременно с этим плохо. Слишком рано! Слишком внезапно! Да еще в момент великих потрясений, когда не ведающие Его света посмели напасть и осквернить Его храм.

Но даже в этом Анато видел пользу и знак благоволения. Пресветлый, в мудрости своей, посылает ему испытание. Значит, считает достойным!

Да, начинать приходиться слишком рано, в спешке. Да еще и это внезапное нападение недобитков проклятой императрицы стоило ему одного из двух предвестников, не считая погибших флагеллянтов. Но тянуть нельзя. Нужно ударить сейчас, пока очередной, не знающий света истиной веры император не взошел на престол.

Империя Арвон нуждается в спасении и очищении. И если понадобиться — в очищении огнем! Будет кровь, будет боль, но души жителей Арвона очистятся от яда Вечного Предателя, именуемого магией, и придут к свету. А тех, кто не придет к свету сам, приведут братья-наказующие, чтобы сжечь в пламени костров их земные тела, но очистить души!

Ничто не приходит в мир без крови и боли. Даже если потомки проклянут его имя, он не изменит пути. Иногда ради торжества истиной веры приходиться идти на преступления. Но это его грех, его вина. И он ответит за нее перед Пресветлым, когда придет время.

Пути Пресветлого неисповедимы. Зло сегодня может обернуться благом завтра.

За его спиной выросла бесшумная тень предвестника. Высокий широкоплечий карающий клинок церкви горой возвышался над братом Анато, но был послушен словно преданный пес. Годы обучения, ритуалов и эликсиров делали свое дело, создавая из наиболее перспективных одаренных воинов, которые способны на равных биться с мастерами империи и тварями, порожденными извращенной фантазией касты Призывающих Великих домов Астшана.

— Сообщение! — голос предвестника был тих и гулок. На плечо Анато лег свиток. Развернув его, белый жрец некоторое время вчитывался в сухие строчки послания. А затем кивнул чему-то своему.

— Начинайте подготовку, — не поворачивая головы, холодно приказал он предвестнику.

Сколько новых грехов на его и так проклятую даром магии душу. Но Пресветлый милостив. Он простит. А если нет… то нет.

Пусть его душа падет в бездну! Главное — это торжество света. Единого и всеблагого!

— Только ради вящей славы Твоей. Ради воли Твоей. Ради всеобщего блага и торжества вечного света беру на себя этот тяжкий грех, — в неистовом исступлении прошептал брат Анато, заканчивая молитву.

* * *

— Уже лучше, — констатировала Сейлан, внимательно изучая состояние отравленного сына.

На слова матери Харус только болезненно скривился. И не потому что ему было действительно больно. Потерявшее слишком много веса тело стало слишком слабым и легким. Чужим. Но боль тела можно перетерпеть. Чем он хуже своего старшего брата? Просто вся эта история ему не нравилась.

Он никогда не рвался к власти. Она была ему просто неинтересна. А теперь вынужден обманывать,