Костер на снегу

Погода в начале марта 1917 года в Петрограде ничем не отличалась от обычной: серые, тусклые дни, с пронизывающим ветром и нередкой пургой. В такое неуютное время гуляющей публики на улицах первой имперской столицы почти не было, а по тротуарам сновал лишь деловой люд, вынужденный покидать теплые квартиры и насиженные углы в силу своих служебных обязанностей. Но в тот год начало марта стало временем небывалого людского половодья, запрудившего на несколько дней все магистрали в центре города. Такого более чем за два века своей истории Петербург-Петроград еще не видел. Казалось, что сотни тысяч человек различного звания и состояния, совершенно разного общественного и имущественного положения, словно околдованные, как из клетки, вырвались на улицу, влекомые единой, загадочной, пьянящей и неодолимой силой, имя которой — Революция.

События, окончившиеся эпохальным падением многовекового царства, начались довольно буднично. В первые дни последней недели февраля у лавок, где отпускали хлебопродукты по фиксированным ценам, стали выстраиваться очереди. Слух прошел, что запасы муки и хлеба в столице на исходе, что скоро наступит голод. Хотя официальные власти сразу же развесили объявления, что припасов вполне достаточно и причин для беспокойства нет, но таким заверениям не верили. Задолго до рассвета у дверей лавок возникали длинные хвосты, где только и разговоров было, что про грядущее бедствие. Преобладали здесь простые бабы с окраин, замордованные трудностями жизни, давно разуверившиеся во всем, в том числе и в начальстве. А многие и того больше: не верили уже ни в Бога, ни в царя.

Хлебные очереди очень быстро стали превращаться в несанкционированные митинги, где звучали возмущенные восклицания не только бедных, перепуганных и озлобленных простолюдинок. Появились бойкие молодые люди, по виду студенты, за ними — сытые господа, иные из них в добротных дорогих пальто, которые, переходя от одной толпы к другой, произносили уже страстные речи, где обличали все власти без разбора, но особенно царя и его близкое окружение. Ситуация час от часу накалялась. В разных частях города возникли баррикады, начались грабежи лавок и магазинов.

Правительство сперва не придало событиям должного значения, перекладывая ответственность на городские власти. Последние же тоже фактически бездействовали. Паралич воли и отсутствие плана противодействия расширявшейся стихии через два-три дня превратили бабий бунт в целенаправленное выступление против государственной системы. К мятежникам стали присоединяться некоторые воинские части столичного гарнизона.

Во главе движения оказалось руководство Государственной думы — русского парламента, которое не только не собиралось следовать данной клятве служить царю и Отечеству, но в конце концов поддержало идею о необходимости отречения императора Николая II. В нарушение всех норм и традиций было сформировано Временное правительство, которое санкции коронованного правителя не получило.

Да и сам «помазанник Божий» не смог приехать из Ставки Верховного главнокомандующего в Могилеве в столицу. С дороги императора вынудили повернуть в Псков, где он оказался, по сути дела, в западне, в кругу должностных лиц, придерживавшихся «переворотных настроений». Его просили, умоляли и заклинали «во имя России», «ради мира и спокойствия» отказаться от власти. Царя уверяли, что «вся Россия» требует этого, что «весь народ» взывает к нему, что «для окончательной победы над врагом» необходимо «принести эту жертву». И он ее принес. 2 марта 1917 года царь подписал манифест о сложении с себя властных полномочий и о передаче их своему брату Михаилу. Не прошло и суток, как стало известно, что Михаил Александрович отказался от короны, потому что новые правители определенно заявили претенденту, что не гарантируют тому не только воцарения, но даже и саму жизнь. История царской России фактически и завершилась актом 2 марта 1917 года. Далее началась совсем другая история, ставшая удивительным смешением великой трагедии и бездарного фарса.

Падение царской власти большинство современников восприняли с восторгом. Грустили немногие, но и те публично своих переживаний не выказывали. Боялись. Боялись стать жертвой восторженных толп, вожаки которых с первых мгновений своего торжества принялись выявлять и преследовать «сторонников ненавистного режима». Сановников, министров, генералов, лидеров проправительственных партий арестовывали на улицах, в квартирах, в присутственных местах и под конвоем препровождали в Таврический дворец, где заседала Государственная дума и где оказался центр новой власти. Первоначально «врагов народа» размещали в так называемом министерском павильоне, но скоро их число превысило возможности этого флигеля, и «бывших» стали переправлять в камеры Петропавловской крепости.

Во Временное правительство вошли некоторые известные общественные деятели, снискавшие себе популярность громкими выступлениями против курса государственной политики, страстной критикой «произвола» и «антинародной деятельности» различных должностных лиц. Пост министра иностранных дел получил лидер конституционно-демократической партии Павел Николаевич Милюков. Другой видный деятель-оппозиционер, Александр Иванович Гучков, стал военным и морским министром, а главой кабинета и министром внутренних дел — бывший думец, председатель Всероссийского земского союза князь Георгий Евгеньевич Львов.

Подлинным же «революционным украшением» правительства «свободной России» стал тридцатишестилетний адвокат и депутат Думы Александр Федорович Керенский, составивший себе имя погромными антигосударственными выступлениями на политических процессах и на заседаниях Государственной думы. Он с ранних пор придерживался социалистических убеждений и уже в годы студенчества в Петербургском университете лелеял заветную мечту — взорвать Зимний дворец вместе со всеми членами царской фамилии. Позже он «расширил политический кругозор» и пришел к убеждению, что надо разрушить всю монархическую систему и тогда «народ обретет свое счастье». Зимний дворец был спасен, и это имело свою приятность для «убежденного социалиста». В 1917 году в главной царской резиденции и обосновался пламенный страдалец за народное счастье, занявший в первом составе Временного правительства пост министра юстиции, а по совместительству — и генерального прокурора. Через четыре месяца он станет и главой кабинета.

С первых дней победы революции жизнь в стране изменялась с космической быстротой. Уже 6 марта была обнародована политическая программа правительства. Она провозглашала: всеобщую амнистию (ес получили не только враги прежней власти, но и уголовные преступники), полную политическую свободу, всеобщее избирательное право и созыв Учредительного собрания. Декреты и указы новой власти сыпались как из рога изобилия. Были отстранены от управления все должностные лица прежней администрации, был запрещен национальный гимн «Боже, царя храни», была отменена присяга в армии и отдание чести, предписано снять с вывесок и реклам царские гербы и орлы с короной, отменено церковное упоминание царя, были ликвидированы переводные экзамены в гимназиях и вступительные в университетах. Много и других невиданных новшеств внедрялось в повседневность.

Россия вдруг в одночасье превратилась в страну, где все оказалось дозволенным. 5 марта, после почти недельного перерыва, вновь вышли газеты, которые просто захлебывались от восторженных славословий.