«…являются поиски построения марксистско-ленинского учения о языке, и в этом отношении у нас имеется немало достижений. Именно в этом заключается специфика советского языкознания, в этом его важнейшие заслуги перед мировой наукой о языке».

Ф.П. Филин, разумеется, кое в чём прав, истина может быть только одна, но этой истиной он считает «марксистско-ленинское языкознание» <…>

Однако в настоящее время существует только один тип языкознания – эмпирическое, которое далеко шагнуло вперёд благодаря усилиям тысяч лингвистов: структуры и взаимодействия элементов многих языков хорошо изучены. Но нет языкознания теоретического: мы не знаем истинной сущности взаимоотношения языка с реальным миром, мышлением, сознанием, логикой, речью, текстом, мы не знаем многого об истинной сущности фонемы (хотя эту проблему решали, естественно, схоластически, три фонологические школы – Московская, Ленинградская, Пражская, – так и не поняв роли фонем в процессе человеческого мышления), морфемы, слова (знака), предложения, соотношения вербального и вневербального мышления; вопроса о том, как язык устроен в мозгу, почему мы понимаем друг друга, и многого другого <…>.

Обезопасив себя от возможных искривлений линии партии в языкознании частоколом цитат из «классиков», можно было, как выражался И. Сталин по поводу марризма, «лежать на печке и гадать на кофейной гуще». Эти теоретические работы лингвистов не выходили за границы традиционных представлений, накопленных в мировой науке о языке. И, тем не менее, советское языкознание выдавалось за самое передовое в мире и самое верное, основанное на «марксизме-ленинизме» и считалось особым языкознанием, но было явно изолировано от столбовой дороги мирового языкознания <…>.

Ф.М. Березин считает «марксистско-ленинское языкознание» «особым направлением в мировой науке о языке»:

«Советскими языковедами достигнуты определённые успехи в решении методологических вопросов языкознания на основе марксистско-ленинских позиций. В таких трудах, как „Ленинизм и теоретические проблемы языкознания“ (1970), в работах В.З. Панфилова „Взаимоотношение языка и мышления“ (1971), „Философские проблемы языкознания“ (1977) и других подробно освещаются такие фундаментальные проблемы, как проблемы соотношения категорий мышления и категорий языка, понятие системы и структуры языка в свете диалектического материализма, природа лингвистических абстракций в свете ленинской теории познания, соотношение общей методологии языкознания, специальных лингвистических методов и методики изучения языка, соотношение индукции и дедукции при исследовании языка и другие вопросы».

И далее:

«Введение в языковую практику многообразных языковых систем, разработка теоретических вопросов фонетики, грамматики, лексики и лексикографии, внедрение в лингвистику новых идей описательного, сравнительно-исторического и других методов, разработка вопросов социолингвистики, прикладной лингвистики – всё это подчёркивает широкую многоаспектность советского теоретического языкознания и делает его особым направлением в мировой науке о языке».

Отличительной чертой советского языкознания была тесная связь теории и практики, оно «опиралось на теорию, основанную на знании законов общественного развития» (Н.С. Чемоданов). Основной путь к пониманию языка, по словам А.С. Мельничука, лежит через разработку новой системы понятий языкознания и переосмысление в теоретическом плане с позиций марксистской методологии всех основных абстрактных понятий традиционной лингвистики, включая понятий системы языка. Всё правильно: нужна новая система понятий, переосмысление всей теории языка. Но далее А.С. Мельничук, не отделяя себя от «марксистско-ленинского языкознания», пишет, что книга В.З. Панфилова («Философские проблемы языкознания. Гносеологические аспекты», М., 1977) «отразила современное состояние марксистско-ленинской разработки вопроса о взаимоотношении языка и мышления».

Ф.П. Филин, Р.А. Будагов, В.З. Панфилов, Г.В. Колшанский на словах проповедуют «творческое применение марксизма» в языкознании:

«Советское языкознание … существует как методологическое целое, а не только как географическое понятие. Творческое применение марксистско-ленинской методологии несомненно принесёт ещё много важных открытий и позволит совершенствовать методы исследования» (Ф.П. Филин).

«Советская наука о языке… стремилась и стремится занять своё место, свою идейную позицию в острых методологических спорах нашего века. Эта позиция определялась и определяется марксистским осмыслением природы языка и его важнейших функций… в их современном состоянии» (Р.А. Будагов).

«Творческое применение марксизма-ленинизма является непременным условием успешного решения коренных проблем современного теоретического языкознания; вместе с тем это в свою очередь должно способствовать дальнейшей разработке марксистско-ленинской теории познания, более углублённому и конкретному исследованию категорий диалектического и исторического материализма» (В.З. Панфилов).

Вот как «творчески» развивает «марксистское языкознание», например, Г.В. Колшанский:

«…абстрактное мышление, выработанное человеком, без языковой формы является contradictio in adjecto. Это утверждение исключает возможность мыслить вне языка…».

Но особенно смехотворную концепцию Г.В. Колшанский выдвинул относительно теории «текста», назвав его основной единицей языка. Текст, по мнению Г.В. Колшанского

«функционирует в обществе в качестве основной языковой единицы… Текст „заслуживает“… изучения как полноценной единицы языка… текст является единицей коммуникации, в то время как предложение является единицей языка».

Далее Г.В. Колшанский уточняет понятие текста: он рассматривает «текст как макроединицу языка» <…> Вот до какой ереси может додуматься профессор Московского лингвистического университета, порхающий между логикой и лингвистикой, и по-настоящему не приблизившийся ни к той, ни к другой. Тем не менее, эта «теория» нашла поддержку профессоров этого и других университетов и некоторых членов-корреспондентов Академии наук, по своему теоретическому лингвистическому уровню не уступающих школьному учителю.

Состоялось ли на самом деле творческое развитие «марксистско-ленинского языкознания», как об этом постоянно пишут Б.А. Серебренников, Р.А. Будагов, Ф.П. Филин, В.З. Панфилов, А.С. Мельничук? Вот как об этом свидетельствует В.М. Алпатов: во многом происходит возврат к тому, что провозглашалось в журнале «Вопросы языкознания» в 1952 – 1955 гг., и от чего журнал сильно отошёл в последующие полтора десятилетия, разве что без прямого цитирования сталинских работ. В 70-е годы возврат к сталинским положениям, а тем более «к некоторым марристским идеям был шагом назад».

«Ф.П. Филин, Р.А. Будагов и В.З. Панфилов называли себя марксистами и критиковали своих противников за „идеализм“. Однако высказывания классиков марксизма у них в основном имели косвенное отношение к их реальным идеям…».

Позиция этих трёх лингвистов имела совершенно определённые истоки, довольно мало связанные с марксизмом. В.М. Алпатов называет три таких позиции: 1) Понимание языкознания как чисто исторической науки. Это обычная позиция XIX века в языкознании. 2) Чистый эмпиризм, нелюбовь к абстракциям, тоже восходящая к XIX веку. 3) Прямолинейная связь между развитием общества и развитием языка Эта черта идёт от марризма, хотя и сглаженного, без четырёх элементов и прочей фантастики. Ю.С. Степанов пишет:

«…при чтении многих работ по философии языка нельзя отделаться от впечатления, что „Говорить – это всё, что они умеют делать“» <…>.

Нет ни «марксистско-ленинского», ни «буржуазного» языкознания, а есть истинное научное языкознание, которое