На столе, покрытом красной материей, что-то писал черноволосый курчавый еврей. Я села рядом с мужем, и мы спросили себя, сколько времени пробудем в этой невыносимой атмосфере. После нас привели еще двоих арестованных, каждого конвоировали по два красногвардейца. Потом пришли люди с мешками, начавшие вываливать их содержимое на стол. У меня глаза полезли на лоб! Драгоценности, золотые портсигары, посуда, миниатюры, обрамленные драгоценными камнями, серебряные подсвечники и канделябры – все это оказалось выложенным на покрытый красным стол. Казалось, что находишься в логове разбойников, вернувшихся с особо удачного налета. Еврей перестал писать; он брал в руки предметы, по мере того, как они ложились на стол, взвешивал в руках и откладывал в сторону. Что же касается золотых вещей, их он взвешивал на маленьких весах. Вся эта операция, обычный результат еженочных грабежей, заняла добрую половину часа.

Наконец дверь открылась и, в окружении двух красногвардейцев, вошел еще один мужчина, на сей раз блондин, с лицом, испещренным оспинами.

– Гражданин Павел Романов, – объявил он.

Великий князь встал.

– Возьмите ваши вещи и следуйте за мной.

Я взяла саквояж и хотела последовать за ними.

– А вы куда? – спросил блондин.

– Я хочу следовать за моим мужем туда, куда вы его поведете.

– Это еще что за новости?! Берите-ка свой чемодан и проваливайте.

– Но мой муж голоден, – сказала я. – Уже половина второго, он еще не обедал.

– Ладно! – сказал он, смягчившись. – Я дам вам пропуск. Отправляйтесь за едой и принесите ее ему. А о том, чтобы остаться с ним, не может быть и речи. Это невозможно.

Он подписал какой-то клочок бумаги и сунул мне в руку. Я увидела, как два солдата с шашками наголо окружили моего мужа. Я с жаром поцеловала его, а он тихонько сказал мне:

– Иди, дорогая. Мужайся.

И исчез за тяжело закрывшейся дверью…

Я спустилась вниз, а когда вышла на улицу, у меня закружилась голова. Волнения этой страшной ночи, бессонница, голод, усталость, саквояж, казавшийся мне таким бесполезным и тяжелым… Мне захотелось сесть на землю и плакать. Нигде ни одного извозчика. Я с трудом потащилась вдоль Александровского сада, через Дворцовую площадь до Миллионной, 29, квартиры графинн Нирод, где с некоторых пор жила Марианна. Она и ее муж бросились мне навстречу; оба они были в курсе наших бед благодаря телефонному звонку от девочек. Предусмотрительная Марианна приготовила обед для великого князя. Я оставила саквояж и, взяв провизию, сразу же отправилась в ЧК. Марианна хотела это сделать вместо меня, но пропуск был на имя «гражданки Палей», и я боялась, что на входе ее арестуют.

Я без проблем поднялась на третий этаж и сразу наткнулась на блондина.

– Вот обед для моего мужа, – сказала я ему, – не могли бы вы ему его отнести?

– Это не входит в мои обязанности, – ответил он, – но я вижу, что вы сильно взволнованы, и сделаю это для вас. Я дам вам пропуск для приноса еды на завтра.

– Как на завтра? – испуганно переспросила я. – Вы собираетесь продержать его до завтра? Но это невозможно! Что он вам сделал?

Он на секунду заколебался.

– Советую вам, – шепнул он, – попросить встречи с товарищем Урицким. Он один (он выделил это слово) может вам ответить.

– Но как добиться этой встречи? – спросила я. – Он был так суров со мной в марте, в момент высылки моего сына.

Он на секунду замолчал.

– Подождите меня, – сказал он. – Я отнесу обед вашему мужу и спрошу товарища Урицкого, может ли он вас принять.

– Раз уж вы так добры, – сказала я, – добейтесь также пропуска для доктора Обнисского, поскольку мой муж очень болен.

Прошло двадцать минут. Был четвертый час. Я проголодалась, и на меня навалилась огромная усталость. Наконец он вернулся с двумя пропусками и сообщил мне, что товарищ Урицкий примет нас, доктора и меня, завтра в час.

XXX

На следующий день, 1/14 августа, после бессонной ночи в слезах, проведенной в кабинете Марианны, где она поставила для меня кровать, я позвонила дочерям в Царское, чтобы они не ждали меня сегодня, но завтра мы непременно вернемся. Поскольку Урицкий согласился принять меня в час дня, я вышла задолго до назначенного времени с полным обедом для великого князя. Я без труда поднялась в большую столовую залу, шедшую вдоль красной гостиной, в которой принимал Урицкий, и голубой гостиной, где выдавали пропуска и где многочисленные машинистки стучали на машинках. В столовой зале было полно народу. Я передала одному надзирателю обед для великого князя, и через несколько минут он принес мне завязанные в салфетку вчерашние тарелки и приборы.

– Ваш супруг чувствует себя хорошо, – шепотом сказал он мне. – Передает вам привет и просит, чтобы вы добились для доктора Обнисского разрешения осмотреть его. Он не спал всю ночь.

Несколько мгновений спустя взволнованный доктор поцеловал мне руку; ожидая нашей очереди, мы присели в углу, и я стала пересказывать вчерашние перипетии. Приходили новые люди; время от времени дверь, ведущая в кабинет Урицкого, открывалась, и из нее выходил мужчина или женщина; тут же дежурный смотритель объявлял имя, и в комнату заходил новый посетитель. Прошел час, два, три. Я видела, что не только пришедшие раньше меня, но и многие из тех, кто пришли позже, уже давно ушли. Я подошла к надзирателю и спросила, когда моя очередь. Он пожал плечами:

– Не знаю, гражданка. Товарищ Урицкий сам всякий раз называет имя человека, которого хочет видеть.

Я снова села рядом с доктором, смущенная тем, что лишила его обеда и заставила потерять день. Четыре часа, пять. В половине шестого я почувствовала, как во мне поднимается глухая ярость. Я понимала, что это отвратительное существо поступает так нарочно, чтобы посмеяться надо мной, помучить меня, унизить. Наконец, в шесть часов с четвертью, когда не осталось больше никого, нас вызвали:

– Гражданка Палей и гражданин Обнисский.

Мы вошли в красную гостиную, где, сидя за столом, Урицкий что-то писал. Он поднял голову и, обращаясь к доктору, спросил резким жестким тоном:

– Чего вы хотите, что вам нужно?

Доктор ответил с высоко поднятой головой:

– Я пришел попросить у вас разрешение осмотреть одного из моих пациентов, Павла Александровича, который болен.

– Вы нам не нужны, в Чрезвычайной комиссии есть свой врач…

– Но…

– Настаивать бесполезно. Всего хорошего, доктор.

Он обратился ко мне:

– Что же касается вас, гражданка, присаживайтесь, я займусь вами через минуту.

Он нажал кнопку, и появился человек с подносом, который поставил на стол. Я села напротив него,