Шрифт:
Закладка:
Чёрт, ступор случается и у Терминатора, — какую песню исполнить, чтоб не пришёл трындец легенде, может про «ой мороз мороз, не морозь меня, моего коня»? Самое то для сибирского валенка-фершала и там нет никаких указивок, песня универсальная, вневременная…
И уже совсем было хотел грянуть «под Золотухина» про мороз, коня и ревнивую жену, но зацепился взглядом за два ряда халатов, вывешенных врачихами в дальнем углу. Халаты прикрывали нижнее бельё, на третьей верёвке совсем уже в углу, почти к стенке упрятанное, замаскированное от нескромных мужских взоров.
Эх, прости, Лев Иванович. В прошлую командировку, в благополучные и сытые шестидесятые украл, беспардонно набухавшись с молодым Ёсей, ещё не Давыдычем, «Куба далека», за десять лет до написания шедевра, а ты хвалил «мою» песню, отстаивал в спорах с критиканами — чуял, чуял родное детище! Тогда я зарёкся Ошанина обворовывать. Но! Лев Иванович, прости — этим девчонкам и парням через два года вермахт останавливать, в медсанбатах под бомбёжками операции проводить. Молодёжь обязательно направят в действующую армию. Да они сами пойдут, добровольцами, особенно злюка Майя…
Выложился по полной, стараясь по максимуму скопировать Трошина…
Смерть не хочет щадить красоты— —
Ни веселых, ни злых, ни крылатых,
Но встают у нее на пути
Люди в белых халатах.
Люди в белых халатах
Вот опять у нее на пути.
Помнится, в ковидном 2020 году песня получила вторую жизнь и активно исполнялась мигом учуявшими конъюнктуру российскими эстрадниками. Но до «двадцать-двадцать» ещё пилить и пилить, впереди сорок первый…
И дыхание станет ровней,
И страданья отступят куда-то,
Лишь нагнутся к постели твоей
Люди в белых халатах.
Люди в белых халатах
У постели склонились твоей.
Мойша-Миша отобрав карандаш у приятеля, перевернул листок с горящим танком, начал записывать слова. Есть! Теперь точно разойдётся детище Ошанина Льва Ивановича по советским военным (да и гражданским тоже) медучреждениям…
Сколько раненых в битве крутой,
Сколько их в тесноте медсанбатов
Отнимали у смерти слепой
Люди в белых халатах.
Люди в белых халатах
Отнимали у смерти слепой.
Гогоберидзе, побывавший в командировке на озере Хасан, убрал руку с бедра Нонны и до хруста, до побелевших костяшек сжал кулаки.
И на свете тебя еще нет,
И едва лишь откроешь глаза ты— —
Твою жизнь охраняют от бед
Люди в белых халатах.
Люди в белых халатах
Твою жизнь охраняют от бед.
У всех врачих, даже у Майи, повлажнели глаза, Наталья прикрыла рот рукой, чтоб не всхлипнуть по бабьи, да что там — не разреветься.
Вечный подвиг, он вам по плечу,
Ваши руки бессонны и святы.
Низко вам поклониться хочу,
Люди в белых халатах.
Люди в белых халатах,
Низко вам поклониться хочу!
— Это твоя песня⁈ Нет? А кто автор? — Гогоберидзе оставив Нонну, подсел и перенял отставленную гитару. Такое впечатление, что чудесный грузин прям сейчас начнёт аккорды подбирать.
— Автор неизвестен, вроде коллективное творчество медиков Особой Краснознамённой Дальневосточной. Ладно, спать пора, вон профессор Дальчевский покурить вышел, неодобрительно смотрит на наши окна.
— Ой, — спохватилась Наталья, — я же ассистирую завтра Владимиру Станиславовичу.
— Сегодня, уже сегодня, время за полночь.
Народ, впечатлённый хитом Ошанина, быстро начал сворачивать застолье. Гогоберидзе кивком пригласил покурить, вышли на крыльцо, Вахтанг протянул пачку «Казбека». Сплошные штампы — Вахтанг, «Казбек», джигит на пачке изображён.
— Семён, скажи правду, кто автор? Я был на Дальнем Востоке. И в Хабаровске и в Чите ив Борзе. Пили, пели, но такой песни не слышал. А её б военврачи обязательно исполнили.
— Говорю же, не знаю. Мне Серёга Кузнецов спел, с его слов авторов то ли двое было, то ли трое. Но всех замели как японских шпионов, поэтому считай — народная песня.
— М-да, — Гогоберидзе раздавил недокуренную папиросу о перила, — пошли по сто грамм употребим и спать, завтра, чёрт, уже сегодня, почти у всех операции…
После успешного контакта с Рокоссовским и запуска «обновления» организма военачальника задумался о том как лучше продвинуть Константина Константиновича, как к Шапошникову подобраться, дабы Борис Михайлович, к мнению которого товарищ Сталин весьма и весьма прислушивается, порекомендовал именно Рокоссовского командовать 57-ым особым стрелковым корпусом, чтоб не Жуков сменил Фекленко.
И тут так торкнуло, что самому страшно стало. Это ж надо, продумывать хитроумные многоходовочки по незаметному, «точечному» усилению РККА, а наиспростейшее решение проморгать! Да ведь если «подлатать» Шапошникова, то здоровый пятидесятишестилетний начальник Генерального Штаба вытянет спешное реформирование Красной Армии, не запросит отставку! Так, глядишь и подготовка к войне по иному пойдёт. Если на ключевых постах Рокоссовский и Шапошников — это ж совсем другой расклад!
Выйти на адъютанта начальника Генштаба получилось только через неделю — много времени ушло на обустройство стационарной «берлоги». Дважды, сука, дважды, приходилось убегать от «легавых», выручала только невероятная физическая мощь и слух, позволившие вычислить сперва бдительного участкового, а второй раз — целую группу захвата. Менты засели в аккуратно вскрытой мной квартире героического полярника, где-то во льдах подвиги свершающего, пока жена в Ялте «здоровье поправляет». И только ухо чуткое киборжье уловило их перешёптывание, еле сдержался, не пнул дверь, ушёл, что называется «на цырлах», слегка придушив в подъезде вёрткого паренька — страховал опер мой возможный отход. А бдительного соседа, некоего Павла Михайловича, отметившего незнакомца в подъезде, вычислившего в какую квартиру тот проник и сообщившего о происшествии родной милиции трогать не стал, зачем?
Но хотелось, не скрою, чутка попинать Пал Михалыча, ведь из-за его чуйки пришлось в очередной раз «модернизировать морду», хотя зарекался. И теперь я не калмыко-чуваш, а вполне себе могу сойти за Левина, Бориса Аркадьевича Левина.
Трое суток кантовался то там, то сям, даже одну ночь провёл на чердаке. В принципе — не страшно, еды в достатке, терминаторский организм на холод реагирует спокойно, да и спать как обычному человеку не требуется. Только бомжеватого вида гражданин, подошедший к полковнику РККА, старшему адъютанту самого Шапошникова, доверия у окружающих
