Настроение у меня неважное.

Сегодня суббота, и я должен был забрать к себе на выходные Сашу, но пришлось все отменить, как только стало ясно, что у нас срочное расследование, которому я должен отдаться целиком, без остатка. Я собираюсь есть, спать и дышать с мыслью о Джесс Огилви, пока не найду ее живой или мертвой. Это ничуть не смутило мою бывшую, которая пятнадцать минут отчитывала меня, трещала о родительской ответственности и сокрушалась, как же ей строить свою жизнь, если мои срочные дела то и дело мешают этому? Не имело смысла говорить ей, что, по сути, это не мое срочное дело или что исчезновение молодой женщины важнее переноса романтического вечера с ее новым супругом, мистером Коффи. Я убеждаю себя, что пропустить одни выходные с Сашей стоит, если я смогу сделать так, что следующие Клод Огилви проведет со своей дочерью.

По дороге к дому Джесс, где окопалась целая команда криминалистов, мне звонит агент из местного отделения ФБР, который пытался вычислить, где ее мобильный.

– Ты не получаешь сигнала, – повторяю за ним я. – И что это значит?

– Несколько вещей, – объясняет агент. – GPS-локатор работает, только когда телефон включен. Так что он может быть сейчас на дне озера. А может, она жива-здорова, просто зарядка кончилась.

– Ну и как мне определить, что из этого верно?

– Думаю, когда ты найдешь тело, все станет ясно, – отвечает он, после чего я въезжаю в одну из печально известных вермонтских мертвых зон и звонок обрывается.

Когда телефон звонит снова, я все еще кляну ФБР (они хороши в одном, и только в одном: умеют испортить совершенно нормальное местное расследование), так что можете себе представить, как я удивляюсь, услышав голос Эммы Хант. Вчера я оставил ей свою карточку, на всякий случай.

– Я надеюсь, вы сможете заглянуть к нам еще раз, – говорит она. – Джейкобу нужно кое-что вам сказать.

На месте расследования меня ждет группа криминалистов. У меня есть мрачный приятель пропавшей девушки, вероятный убийца, и сенатор штата, который нависает над ухом босса с требованием уволить меня, если я не найду его дочь. Но я отвечаю ей:

– Дайте мне десять минут, – прикрепляю на крышу мигалку и совершаю разворот в неположенном месте.

Настроение немного улучшилось.

У меня есть целых три часа до начала «Борцов с преступностью». Мы сидим в гостиной: Эмма и Джейкоб – на диване, я – в кресле.

– Джейкоб, расскажи детективу все, что ты сказал мне, – говорит Эмма.

Парень закатывает глаза, будто хочет прочесть надпись на потолке.

– В тот день я пришел к ней домой, как мы договаривались. Все было не так. Табуретки на кухне опрокинуты, повсюду на полу разбросаны бумаги, и CD-диски на ковре. Это было неправильно, неправильно. – Голос у него совсем компьютерный, механический. – Ее уже не было. Я вошел, и там бардак… И я испугался. Я не знал, что случилось. Я позвал Джесс, она не откликнулась. Я увидел рюкзак и другие вещи и взял их. «Хьюстон, у нас тут проблема». – Он кивает, довольный собой. – Это все.

– Почему ты солгал мне и сказал, что не ходил к Джесс? – спрашиваю я.

– Я не лгал, – отвечает Джейкоб. – Я сказал, что наше занятие не состоялось.

– Но и про рюкзак ты мне не сказал, – замечаю я.

Он стоит между нами на кофейном столике.

Джейкоб кивает:

– Вы не спрашивали.

«Вот умник нашелся», – думаю я, а Эмма вздрагивает.

– Ребенок с синдромом Аспергера понимает все буквально, – говорит она.

– Значит, если я спрошу его прямо, он и ответит прямо?

– Он, – язвительно произносит Джейкоб, – сидит здесь и все слышит.

Это забавно. Я усмехаюсь и говорю, обращаясь к нему:

– Прости. Как ты попал в дом Джесс?

– Она всегда оставляла дверь в свою комнату в общежитии открытой для меня, и когда я оказался у дома, дверь тоже была открыта. И я вошел, чтобы ждать ее.

– Что ты увидел, когда вошел?

– На кухне был беспорядок. Табуретки перевернуты, и почта вся валялась на полу.

– А Джесс? Она была там?

– Нет. Я позвал ее по имени, но она не откликнулась.

– Что ты сделал?

Джейкоб пожимает плечами:

– Прибрался.

Я откидываюсь на спинку кресла:

– Ты… прибрался.

– Да, именно так.

Я мысленно перебираю в уме все улики, принесенные в жертву обсессивно-компульсивным порывам Джейкоба Ханта.

– Ты знаешь все о том, как нужно беречь улики на месте преступления, – говорю я. – Что тебя заставило уничтожить их?

Тут Эмма ощетинивается:

– Мой сын делает вам одолжение, говоря с вами, детектив. Мы не обязаны были звонить вам и предоставлять эту информацию.

Я подавляю раздражение:

– Значит, ты навел порядок внизу?

– Верно, – произносит Джейкоб. – Я поднял табуретки, положил почту на стол в кухне. И поставил все разбросанные диски в алфавитном порядке.

– В алфавитном порядке, – повторяю я, вспоминая звонок Марка Магуайра и свою теорию об одержимом порядком похитителе. – Ты меня разыгрываешь.

– Так у него в комнате, – говорит Эмма. – Джейкоб очень любит, чтобы все было на своих местах. Для него это пространственный эквивалент знания о том, что будет дальше.

– И когда же ты взял рюкзак?

– После того как навел порядок.

На рюкзаке сохранилась бирка, как и сказал Магуайр.

– Ты не против, если я заберу его для дела?

Джейкоб вдруг оживляется:

– Вы должны взять его. Нужно будет провести ДНК-тест материала с лямок, и вы можете взять пробы с белья для анализа на кислую фосфотазу. Честно говоря, может быть, не повредит обрызгать все люминолом[17]. И вы, наверное, можете снять отпечатки пальцев с открытки с помощью нингидрина[18], но вам потребуется сравнить их с мамиными, ведь она брала в руки открытку, когда нашла рюкзак. Кстати, вы можете осмотреть его, если хотите. У меня наверху есть латексные перчатки. У вас же нет аллергии на латекс? – На полпути из гостиной Джейкоб оборачивается. – У нас есть пакеты из магазина, да? Чтобы детектив Мэтсон мог отнести рюкзак в лабораторию.