Дамские штучки

В каком городе это произошло, я уж, извините-простите, не знаю. Квалификации у нас такой нет, чтоб все насквозь знать и все понимать и за каждым союзом присматривать.

Одно известно, — что случилось это в союзе химиков.

Вот и пущай сами химики разбираются в этом химическом происшествии.

А состояла, между прочим, в этом союзе такая гражданочка средних лет, Савина Александра. И работала она на заводе.

Работала она на заводе, только вдруг ей скучновато стало работать на заводе. Или, может быть, она замуж вышла — неизвестно. Квалификации у нас такой нет, — про все знать и за каждой гражданкой присматривать.

Так вот стало ей скушновато работать, и просит она ослобонить ее от работы по своему желанию.

Обрадовались на заводе — ослобонили.

— Пожалуйста, — говорят, — сделайте ваше такое разлюбезное одолжение. Между прочим, что ж вы раньше молчали и голоса не подавали; мы бы давно вас ослобонили.

Ну одним словом, гражданка Савина ушла с завода. Хотя, конечно, из союза не ушла. В союзе она осталась на всякий пожарный случай.

«Мало ли, — думает, — и союз, — думает, — в нашем дамском деле пригодится».

Так оно, знаете, и вышло.

Летом погуляла наша симпатичная гражданочка, загорела на солнышке и вообще расцвела, что пиён, и мужа своего, конечно, осчастливила — стала ему младенца ждать.

К осени она стала младенца ждать, а на пятом месяце, маленько не дождавшись, заявилась на завод, как будто ну ничего у ней такого нет и вообще никакого младенца не предвидится.

— Хочу, — говорит, — обратно поработать на пользу химической промышленности.

А сама думает:

«Месяц как-нибудь протяну. А там мне отпуск. И денежки самотеком потекут. Вот вам и вся химия!»

Да, спасибо, управляющий заметил неладное.

— Да вы, — говорит, — гражданка, не младенчика ли ждете? Как-то так стоите неуверенно.

Ну и кажись, не принял. А, может, и принял. Неизвестно.

У нас квалификации такой нет, чтобы все знать и за всем следить. Нам на каждого химика, знаете, не разорваться.

Может, вы еще спросите, девочка или мальчик у ей родился. А мы почем знаем? Мы у ей ребят не крестили.

Родные люди

Этот разговор я записал дословно. И пусть читатель плюнет мне в глаза, если я хоть что-нибудь преувеличил. Я ничего не преувеличил. Все в аккурат так и было.

Разговор произошел в тюрьме. В приемной комнате. Мать пришла на свидание к сыну.

Встреча была сердечная. Мамаша радостно плакала. Сын тоже посапывал носом.

После первых слез и горячих поцелуев мать и сын уселись на скамейку рядышком.

— Ну так, — сказал сын. — Пришла, значит.

— Пришла, Васенька, — сказала мать.

— Так, — повторил сын.

Он с любопытством посмотрел на серую казенную стену, потом на дверь, на печку и наконец перевел взгляд на свои сандалии.

— Так, — в третий раз сказал сын и вздохнул...

Мать тоже вздохнула и, перебирая пальцами бахромки байкового своего платка, посмотрела по сторонам.

— Ну вот, — сказал сын и шумно высморкался.

Оба после этого сидели молча минуты три.

Наконец сын сказал:

— А свиданье, мамаша, нынче сильно ограничили. Двадцать минут, говорят, дается на свиданье.

— Мало это, Васенька, — укоризненно сказала мать.

— Да уж, конечно, немного, — сказал сын.

— Я так думаю, Васенька, что нам очень даже мало — двадцать минут-то. Не поговорить с родным человеком, ничего такого...

Мать покачала головой и добавила:

— Ну уж я пойду, Васенька.

— Ну иди, мамаша.

Оба оживленно встали, вздохнули и поцеловались. Сын сказал:

— Ну так. Ладно. Заходи, мамаша... Да, чего я еще хотел сказать? Да, плита-то в кухне все еще дымит, мамаша?

— Плита-то? Дымит, Васенька. Обязательно дымит. Давеча всю квартиру дымом заразило.

— Ну так... Иди, мамаша.

Мать и сын полюбовались друг другом и разошлись.

Бабье счастье

Бабам, милые мои, нынче житьишко. Крупно богатеют наши бабы. Как сыр в масле катаются.

Уж на что, скажем, наша знакомая тетя Нюша серая дамочка — и та, дьявол, разбогатела.

Главное, по серости своей она не сразу и разобралась в своем капитале. После только во вкус вошла. А сначала испугалась это ужасно как.

А скрутило, милые мои, ее в январе месяце. В январе месяце ее скрутило, а в феврале месяце бежит наша тетя Нюша к врачу за бесплатным советом — мол, как и отчего ее скрутило и не объелась ли она, часом.

Доктор постучал тетю Нюшу трубочкой и признает у ней беременность на седьмом месяце.

Очень от этих слов тетя Нюша расстроилась, однако спорить и ругаться с врачом не стала и пошла себе.

И приходит она, милые мои, домой, серая, как подушка, присаживается на стульчак и обижается на окружающих.

— Да что ж это, граждане, происходит на земном шаре? Да как же, — говорит, — я теперича, войдите в положение, наниматься буду? Ну например, стирка или постирушка, или полы мыть. А мне, может, как раз в это время с ребенком упражняться нужно.

Так вот сидит тетя Нюша, рыдает и не слушает никаких резонов.

Соседи говорят:

— Тут, бабонька, рыдать не приходится. Это, — говорит, — даже напротив того, довольно счастливая случайность при вашей бедности. Это, — говорят, — небольшой, но верный капитал по нынешним временам, вроде валюты... На кого, между прочим, думаешь-то?

Тетя Нюша сквозь слезы отвечает:

— Одним словом, граждане, думать мне нечего. Либо дворник Мишка, либо торговец Четыркин, либо Пашка полотер. Одно из двух.

Соседи говорят:

— Бери, милая, конечно, Четыркина. У Четыркина все-таки ларек, и, может, он, Четыркин, рублей триста зарабатывает. Сто рублей тебе, а остальные пущай хоть пропивает с горя.

Стала тут тетя Нюша веселиться и чай внакладку пить, а после и говорит:

— Жалею я, граждане, что раньше не знала. Я бы, — говорит, — давно жила прилично.

Так и разбогатела тетя Нюша.

Сто целковых в месяц, ровно спец, лопатой огребает.

Худо ли!

Герой

Ну вот. Каждый день пишешь, стараешься, нервы свои треплешь, а публика, между прочим, все недовольна.

— Что вы, — говорят, — гражданин хороший, все анекдотики строчите. Вы бы, — говорят,