Шрифт:
Закладка:
Сначала там шли рассказы про создание первых суалийцев и те дары, которые им были даны богами. Один из них — особые способности к артефакторике, умение видеть потоки магии в предметах и чувствовать темные силы. А вот про второй дар было так загадочно и завуалировано написано, что я сколько ни пыталась — не поняла.
То есть я оказалась вполне достойной наследницей своего рода, учитывая мое увлечение созданием артефактов. Это грело душу и еще больше подстегивало найти свои корни и своих родственников. В нетерпении я перелистнула к последним записям.
Там с картинки на меня колючим, пронзительным взглядом смотрел мужчина. Что-то в нем казалось призрачно знакомым и до жути пугающим. Таким, что внутренности холодели и хотелось спрятаться в темный угол и слиться с мраком.
“Он извратил наше искусство… разрушительные последствия… Обманул нас… С ним идет войско… Не успеваем уйти… Мы спрячем ее… Не переживем эту ночь…”
Обрывочные фразы, с которыми справлялся мой артефакт, вызвал мурашки по коже. Неужели… Это была действительно последняя запись? И не из-за того, что журнал потеряли или забросили (понятно, что такие вещи вряд ли теряли), а из-за того, что никого больше не осталось.
И кем был этот пугающий человек? Я глубоко вздохнула и захлопнула книгу. Не самое лучшее чтение на ночь, когда и так не спалось. Отложив книгу с артефактом-переводчиком на стол, я укуталась в одеяло и зажмурилась в надежде поскорее заснуть.
Темноволосая женщина в легком белом платье, с доброй улыбкой и ласковыми руками сидела рядом со мной в высокой траве цветущего луга. Мама… Солнце сверкало в ее волнистых прядях и таких добрых, любящих глазах. Она сорвала какой-то розовый, источающий аромат меда цветок и вставила мне в волосы. Улыбнулась.
Меня подхватили крепкие большие, немного шершавые руки и закружили. Я услышала детский смех и внезапно поняла, что он — мой.
От неожиданного осознания я проснулась. Это правда мое детство? Настоящее детство или просто сон?
За окном было уже светло. Небо было окрашено акварельными переливами голубого и розового, но солнечные лучи еще не коснулись земли.
На удивление, даже проспав всего пару-тройку часов, я выспалась и была полна сил. Срочно в лабораторию дорабатывать переводчик! Я, кажется, видела там необходимые детали.
***
— Сона Ирис! — Петрус подпрыгнул от неожиданности, когда я зашла в лабораторию. — Простите!
Бедный аспирант, кажется, заснул, прямо сидя за рабочим столом. На лице отпечатался какой-то мелкий кристалл, в волосах была, кажется, креоловая стружка, а сам Петрус был невыспавшийся и немного расстроенный.
— Ты тут ночевал? — удивилась я, осматривая полнейший беспорядок, устроенный, видимо, аспирантом.
— Да, я пытался все сделать в соответствии с той схемой, которую я вам предлагал, но… — он устало развел руками. — Они не слушаются.
Я похлопала его по плечу:
— Не переживай, я уже через это проходила, даже несколько раз. Не повод опускать руки.
— Но как же… — он удивленно посмотрел на меня.
— У тебя было столько энтузиазма, что мне не хотелось его губить на корню, — объяснила я ему, почему не переубедила сразу. — Поможешь мне?
Я достала свой артефакт-переводчик и села за стол. Глаза Петруса загорелись азартом, и он активно закивал. Отлично, тогда, возможно, мы могли успеть до начала занятий.
Пару часов мы без остановки ковырялись в артефакте. Ну как, я ковырялась, а Петрус приносил мне нужные детали, тем более что в том беспорядке, который царил в моей лаборатории, мог разобраться только он.
— Подай мне, пожалуйста, заострённый пинцет, — я, не отрывая взгляда от двух серебряных нитей в артефакте, протянула руку.
Тонкие прохладные пальцы Петруса коснулись ладони, когда он положил в неё инструмент. Я попыталась удобнее его перехватить, но сделала неловкое движение, пинцет упал на пол.
Мы с аспирантом оба нырнули за ним вниз и неуклюже столкнулись лбами.
— Петрус, у тебя лоб из чего сделан? Из кристаллита? — потирая шишку, рассмеялась я.
Аспирант покраснел и тоже рассмеялся. Какой же он застенчивый.
Дверь распахнулась.
— Сона Ирис, вы… тут? — зайдя в лабораторию, спросил ректор и увидел нас с Петрусом, сидящих нос к носу.
Я замерла, ожидая от него очередное недовольное рычание и угрозы. Но он расплылся в хитрой улыбке:
— Я все же надеялся, что вы меня дождетесь там, где мы расстались, — он сделал паузу.
У меня перехватило дыхание. Демоны! Неужели он собирался это сказать? Еще до того, как я успела его перебить, Чудовище продолжил:
— В вашей комнате, — довольно сверкнув зубами, ректор подошел ко мне и подал руку, чтобы помочь мне подняться.
Под тихий “ой” Петруса я встала, не взяв протянутую руку и пробуравливая в ректоре дыру взглядом.
— Мне не спалось, дон Фавори, — я отряхнула платье и вернулась за стол. — Подумываю над тем, чтобы сделать артефакты, которые не будут пропускать в мою комнату тех, у кого не те помыслы относительно меня.
Ректор неопределенно хмыкнул и убрал руку в карман. Аспирант, наконец, отмер:
— Сона Ирис, я, наверное, побегу, мне еще к занятиям готовиться, — пробормотал Петрус и попятился к двери, не спуская с дона Фавори испуганного взгляда.
Перед самым выходом он ударился об косяк, чуть не упал и, в конце концов, скрылся в коридоре.
Чудовище присел на стол рядом со мной и уже серьезно спросил:
— До вчерашней ночи ты этого ворона видела?
Может, конечно, и стоило выложить ему как на духу о моих подозрениях, что кто-то бывал у меня. Но, в конце концов, это было только подозрения.
— Не видела, — покачала я головой. — И вообще, было совсем не обязательно при моем аспиранте упоминать, что вы были в моей комнате. Вы компрометируете меня в глазах подчиненного.
— Не компрометирую, а расставляю границы, — возразил ректор. — Сами же видите, как этот молодой человек смотрит на вас. Не стоит давать ему ложную надежду.
Меня возмутило это с потолка взятое утверждение.
— И почему вы считаете, что они ложные? — я отчаялась уже доделать артефакт и встала, раздраженно глядя