Шрифт:
Закладка:
В рамках очерченного командованием круга задач японские резиденты собирали сведения о социально-политической и экономической обстановке в регионе, формировании и переброске в Северную Маньчжурию и Приморье интернациональных частей из бывших австро-венгерских и немецких военнопленных, боеготовности войск Иркутского военного округа, состоянии транспортной инфраструктуры Забайкалья383. Для усиления оперативной работы на забайкальском направлении 12 апреля генерал-майор Муто перебросил из Томска в Иркутск капитанов Хираса Дзиро и Сэно Коити384.
Основным источником сведений для иркутской резидентуры являлись антисоветски настроенные круги офицерства, создавшие нелегальную ячейку разогнанного в Томске «Временного правительства автономной Сибири» (ВПАС), и члены местной японской диаспоры. За некоторыми из них наблюдение велось еще с царских времен, но доказательств шпионской деятельности не имелось. Например, большой известностью в Иркутске пользовалась частная клиника доктора Георгия Дмитриевича Хвана, японского подданного корейской национальности. По данным контрразведки штаба Иркутского ВО, одновременно он числился младшим ординатором местного военного госпиталя и неоднократно выезжал в Маньчжоули и Харбин, где имел подозрительные контакты с японцами, о характере которых иркутская контрразведка могла только догадываться385. Настоящим же именем Хвана было Хан Минсай, и он находился в России с марта 1912 г., совмещая во время войны службу в госпитале по должности военврача второго ранга с частной медицинской практикой. Хотя в сохранившихся документах нет сведений о сотрудничестве Хана с японской разведкой, известно, что после захвата Забайкалья он поступил в подчинение начальника иркутского разведпункта Муто, а в 1921 г. эвакуировался с японской армией в Харбин, где получал содержание от местной военной миссии386.
В конце марта 1918 г. агентура пограничного отдела в харбинском разведывательном центре проинформировала А.Н. Луцкого о переброске в Иркутск в районе Борзи или Кяхты двух японских разведчиков. На этих направлениях были устроены засады, и некоторое время спустя в Кяхте были задержаны двое подозреваемых, выдававшие себя за монгольских аратов. При обыске в их повозках был найден тайник с большой суммой денег и тайнописью.
Доставленные в Иркутск, «араты» признались, что являются агентами харбинской резидентуры Абэ Митимэем и Дзё-но Сэйсэном. В Иркутске они должны были получить секретные крупномасштабные карты Приморья и Забайкалья, а также сведения о состоянии и пропускной способности Транссиба. Письмо генерального консула Сато к Сугино гарантировало им поддержку. Топографические карты японцам должен был по просьбе начальника штаба российских войск в полосе отчуждения КВЖД генерал-майора Б.Р. Хрещатицкого передать начальник военно-топографического отдела штаба Иркутского ВО полковник Н.П. Корзун, а разведывательные материалы – секретарь консульства Танака, резидент Югами и машинистка штаба округа В.Б. Шестакова.
Арест Абэ вызвал настоящий переполох в Харбине, поскольку речь шла о задержании не рядового агента, а хорошо информированного сотрудника разведки, одного из руководителей благовещенской резидентуры. Поэтому Накадзима послал телеграмму Исимицу с требованием подобрать и направить в Иркутск надежного человека для оказания Абэ ежедневной денежной помощи387.
В ходе оперативной разработки задержанных иркутским контрразведчикам стало известно о прибытии в город по железной дороге из Читы под видом журналиста еще одного японского агента – Мураока Томэкити. Организованное за ним наблюдение вывело контрразведку на А.К Капустинскую.
17 апреля 1918 г. Югами, Танака, Сугино и Кдпустинская были задержаны в гостинице при попытке получить доступ к документам Сибвоенкомата. Спустя несколько дней иркутские контрразведчики арестовали еще ряд японских агентов. Среди них оказались машинистки штаба военного округа Гринельская и В.Б. Шестакова, главный врач зубной лечебницы Н.Н. Огильви, представитель иркутского отделения ВПАС подполковник С.Ф. Дитмар. У последнего были изъяты копии секретных военно-топографических карт различных районов Сибири и Дальнего Востока, в том числе Приморья, а также письмо начальнику харбинского разведцентра с просьбой ускорить интервенцию388.
Локализуя провал, 23 апреля 1918 г. Муто распорядился об отзыве из Иркутска капитана Хираса и его замене следовавшим из Харбина по Амурской железной дороге капитаном запаса Хара Юитиро. Эвакуация сотрудников иркутской резидентуры проводилась через Кяхту и Кулун. Поскольку Микэ не был раскрыт контрразведкой, то еще некоторое время находился в городе389.
Оценивая результаты проделанной работы по локализации провала, 8 мая 1918 г. Муто докладывал заместителю начальника Генштаба: «7 мая проездом через Приамурье в Харбин прибыл капитан Хираса. Капитан Микэ, в силу того что больше не может нормально работать в Иркутске, 5 мая через Благовещенск прибыл в Хэйхэ. Я намерен временно оставить его в распоряжении харбинского центра. Поскольку нет никаких признаков того, что недавно отправленный резиденту в Чите капитану Хаяси специальный шифр на английском языке попал в руки экстремистов, он используется для связи с Иркутском»390.
Однако восстановить контакты с оставшимися в Чите и Иркутске агентами харбинскому центру не удалось. 17 мая Муто сообщил в Генеральный штаб об отсутствии сведений от посланного в Иркутск капитана Хара и срыве намеченной переброски связника из Хэйхэ, вызванном прекращением железнодорожного сообщения между Благовещенском и Читой из-за наступления отряда Семенова. Как полагал начальник харбинского центра, определиться с дальнейшим использованием шифра иркутской резидентуры и информаторов из нелегальной офицерской организации ВПАС можно было только после прибытия 26 мая в Харбин капитана Микэ391. По всей вероятности, восстановить утраченные позиции в Забайкалье японской разведке не удалось, так как вплоть до прибытия туда интервентов японцы довольствовались сведениями о ситуации в регионе от резидентур в Приамурье и Северной Маньчжурии.
Иркутский инцидент осложнил, но не парализовал подрывную деятельность японской военной разведки на Дальнем Востоке и в Забайкалье. К началу июня 1918 г. она окончательно определилась с расстановкой антисоветских сил, готовых в случае интервенции выступить единым с империей фронтом против большевиков и стать ядром марионеточного государства. Несмотря на пассивность Д.Л. Хорвата, Япония сделала ставку именно на него как на главу будущей автономии и на лояльных ей Г.М. Семенова и И.П. Калмыкова. На этом, в частности, настаивал Накадзима, предложив в телеграмме в Токио от 23 мая 1918 г. оказывать денежную поддержку через Хорвата только Семенову и Калмыкову и призывая послать им на помощь офицеров и унтер-офицеров артиллерийских частей и переодетую пехотную роту под предлогом охраны и учета складированного в Харбине оружия из Благовещенска392.
Интерес к Хорвату был с подоплекой – японцы рассчитывали через него получить беспрепятственный доступ к русской военной инфраструктуре в Северной Маньчжурии. В подготовленном военным министерством 21 апреля 1918 г. докладе «Приобретаемая империей польза от организации правительства Хорвата» перечислялись ожидаемые дивиденды от сотрудничества с управляющим КВЖД, большинство из которых имело непосредственное отношение к работе разведывательных органов армии в Северо-Восточном Китае и Восточной Сибири: использование радиотелеграфной
