Он вздохнул:

– Если ты смертная, то не ее потомок. Мы не заводим смертных отпрысков, если вообще размножаемся, поэтому маловероятно, что у нее есть какая-то семья. Она убила всех своих родственников, когда помогала королю Нергалу с истреблением лилит.

Это меня немного успокоило.

– Я сожалею о том, что случилось с твоей мамой.

Он нахмурился:

– Ну, это не твоя вина. Ты же не Мортана.

– Нет, просто смертные всегда так говорят. – Я глубоко вдохнула и призналась: – Мою маму тоже убили.

Как только слова вылетели из моего рта, я очень удивилась, что смогла произнести это вслух.

– Ах, – он склонил голову набок, – так вот о чем ты не рассказала. Об убийстве матери.

– Кто-то сжег ее дотла в лесу в Осборне. Я была там… – мне вдруг стало трудно дышать, – я была с ней, но ничего толком не могу вспомнить. Запах горящей плоти и…

От эмоций перехватило горло, и я замолчала. Не следовало делиться подобным с одним из подозреваемых. Это конец для полицейского под прикрытием.

Орион стер слезинку с моей щеки.

– Что?

– Эти мысли слишком темные, чтобы делиться ими с кем-то, – отмахнулась я.

– Не для меня. – Его глаза были бесконечно голубые. – Думаю, ты в курсе, что в этом плане у меня нет никаких ограничений.

Чувство вины грызло меня изнутри.

– Хорошо, тогда у меня такой вопрос: почему я все еще жива, когда она сгорела? Почему я продолжала бежать?

Его глаза резко потемнели.

– Мы созданы, чтобы выживать. Таков закон природы. Точно такой же, как и тот, что твоя мать была вынуждена сохранить тебе жизнь.

– Значит, ты не испытываешь чувство вины за то, что выжил, а твоя мама нет?

Воздух вокруг становился все горячее, едва не обжигая.

– Я этого не говорил, – почти прошептал он.

Я кивнула.

– По этой причине ты так отчаянно желаешь отомстить, ведь так? Чтобы все было правильно.

– Или просто ярость – это все, что у меня осталось. Она определяет меня и выжигает чувство вины. Во мне больше ничего не осталось, кроме гнева.

Мне казалось, что грудь разрывает от боли. Неужели в своей жажде мести я стала такой же, как он?

– Ты чувствуешь вину хоть за что-нибудь? – рискнула я. – Или у тебя есть способ выключить эту поганую эмоцию?

Вокруг Ориона начали сгущаться тени.

– Я тебе уже рассказывал, – в его соблазнительном голосе мелькнули резкие нотки, – кроме жажды мести, я почти ничего не чувствую.

Я уловила какие-то изменения в окружающей атмосфере, и мой пульс участился. Когда психологи ищут признаки лжи, они обращают внимание на беспокойство. У большинства людей – если они не психопаты, конечно, – ложь идет рука об руку с волнением. Вот почему полиграф показывает учащенное сердцебиение или почему лжец избегает зрительного контакта. Люди, которые лгут, начинают ерзать, отводить взгляд.

Однако демоны проявляли эмоции иначе. Они никогда не ерзали и не опускали взгляд от волнения. Но они все равно менялись, и их тела, казалось, меняли воздух вокруг себя, делая его холоднее или горячее.

Я подошла к нему ближе, остановившись всего в нескольких дюймах.

– Я не уверена, что верю тебе. Но думаю, тебе следует знать, что есть кое-что, за что я точно захочу отомстить. Если ты хоть пальцем тронешь Шай, я найду способ убить тебя.

И снова демоническая неподвижность, а глаза потемнели, как ночь.

«Он не твой защитник. Совсем нет. Не забывай».

Послышался мрачный смешок.

– Считаешь, разумно мне угрожать? С твоей-то хрупкостью?

– Ты забыл, Орион, я прошла испытание в одиночку. Так что я не сдамся так просто, – произнесла я с гораздо большей бравадой, чем ощущала на самом деле.

Его губы изогнулись в мрачной улыбке:

– Я так и не думал. Полагаю, я чувствую что-то помимо жажды мести, и это удивительно.

Неужели это был комплимент от Ориона?

Только вот его глаза так и не посветлели, как бы транслируя послание смертным: «Будь вы достаточно умны, вероятно, убежали бы».

И возможно, как раз об этом мне и следовало помнить, когда речь шла об этом хищнике.

– Могу я пару часов побыть в одиночестве? Мне надо привести мысли в порядок.

«А ты делаешь это невозможным».