Не знал он и названий улиц. Помнил только ориентиры: Парижский вокзал. Берлинский вокзал, Большой театр, церковь святого Николая.

Иногда его заносило в сторону, но через несколько минут он спохватывался и, никого не расспрашивая, сам отыскивал дорогу.

В половине одиннадцатого, выйдя из консульства, он поел сосисок и картофельного салата в пивной, куда заглядывал при каждом заходе в Гамбург. Хозяин узнал его.

— По-прежнему ходите на «Ажене»?

— Нет. Теперь у меня собственное судно — «Гром небесный».

— А-а!..

Ланнек не был голоден. Тем не менее отведал сосисок: завтракать ими в этот час при каждом новом рейсе стало у него традицией. Затем взял такси и отправился к морскому агенту — он не знал, где у того контора.

У всех морских агентов одинаковые конторы: та же перегородка, та же маленькая гостиная позади, та же бутылка виски. Ланнек опять оказался лицом к лицу с толстеньким лысым человечком.

— Ну?

— Через час разгрузим. Нашлись свободная бригада и кран, я и послал их к вам. Что касается госпожи Ланнек, — вскинул голову агент, — я переговорил насчет нее в полиции. Ее вызвали туда для проверки паспорта.

— Он в порядке.

— Да. Госпожа Ланнек предъявила его, но заверила, что на берег не съедет. Что до вашего боцмана, он сейчас на приеме у врача-француза.

У всех морских агентов есть удобные кресла, где можно развалиться с сигарой в зубах и, потягивая спиртное, потолковать о делах.

— Кстати, у меня к вам предложение. Вы не спешите назад, во Францию?

— Не суть важно. Продолжайте.

— Груз крупногабаритный — железнодорожное оборудование для Исландии. Без малого тысяча тонн! Очень срочно Мы подумывали об одном моторном паруснике, но капитан отказался — корпус-то деревянный.

— Минутку! Что вам сказала моя жена?

— Не мне, а в полиции. Она заявила, что у нее нет причин съезжать на берег… Так как насчет фрахта? Вам предлагают…

Ланнек одним духом допил виски, и взгляд его, скользнув по настенной карте, как бы охватил разом необъятный простор штормового океана, разделяющий Исландию и Гамбург. Он мог заранее указать точки, где в это время года валы вздымаются на восемь — десять метров, словно водяные стены.

— Поскольку фрахт срочный, за несколькими лишними пфеннигами за тонну не постоят…

Ланнек поднялся и сам налил себе новую порцию.

— Беру! — отчеканил он.

Скверный фрахт! Погрузишь эти толстые стальные махины не так, как положено, — и при малейшей качке корпус у тебя продырявлен. Рейс тоже не из приятных, особенно в ноябре, да еще при таком узком судне, как «Гром небесный».

Тем хуже!

— Когда грузимся?

— Сегодня пополудни. Договор привезу вам прямо на судно. С погрузкой управимся завтра к вечеру…

Ланнек выпил кружку в пивной около вокзала и наконец вновь очутился в привычной атмосфере порта. Ботинки у него были в грязи, серая шляпа промокла. Когда он поднялся на палубу, краны заканчивали разгрузку и боцман, вернувшийся от доктора, вручал Муанару справку об освидетельствовании.

Первым делом Ланнек спустился в кают-компанию.

— Кампуа!

В дверь просунулась встревоженная мрачная физиономия.

— Что она сказала? — прошептал капитан, указывая на запертую дверь.

Кампуа вынул из-под зеленого сукна, покрывавшего стол, засунутый туда желтый конверт.

«Я не уеду. Судно не только твое, но и мое».

Вот и весь ответ. Разъяренный Ланнек забарабанил кулаками в дверь.

— Матильда! Матильда! Нужно поговорить.

Шорох в каюте, приотворенная дверь, бледное, но спокойное лицо.

— Мы идем с грузом в Исландию.

— Ну и что?

— Тебе нельзя с нами.

— Там видно будет.

— Да что же это такое, гром небесный!..

Дверь захлопнулась, и Ланнеку осталось одно — идти разыскивать Муанара.

— Жорж, старина, нам предлагают потрясающий фрахт: железнодорожные вагоны в разобранном виде для Рейкьявика. Что скажешь?

— А твоя жена?

— Ты думаешь, я откажусь от выгодной сделки из-за какой-то Питар?.. — Ланнек грохнул кулаком по штурманскому столику и подвел итог:

— Берем груз, гром небесный! И тем хуже для нее! Если судами начнут командовать бабы…

Еще через полчаса, у себя в каюте, он обтер тряпкой перепачканные ботинки, тщательно вычистил щеткой низ брюк.

— Жиль! — окликнул он второго помощника: тот как раз заглянул в кают-компанию. — Как вы насчет проветриться?

— Если не возражаете…

И они вдвоем отправились в город, оставив Муанара руководить погрузкой.

— Я знаю один ресторанчик — вон там.

Тем не менее они заблудились и лишь через полчаса добрались до ресторана, где пообедали за столиком, стоявшим у самого окна.

Однажды, тому уже лет шесть, Ланнек познакомился здесь с какой-то брюнеточкой, крепенькой, как орешек, которую повел в кино. Поэтому он и сейчас оглядел обедавших женщин, но одни уже были с кавалерами, другие просто не обратили внимания на двух французов.

— Ну что? Поль влюбился? Конечно, влюбился. Не старайтесь меня разубедить. Он, Марсель, — мне-то что?

Ланнек был крайне возбужден. Громко разглагольствовал, заказал одну за другой три бутылки рейнвейна.

В три часа дня они прогуливались под сводами Центрального вокзала между двумя рядами магазинчиков, где всегда особенно густая толпа.

— Что скажешь вон об этой? Одна беда: она без подруги.

Им нужно было по спутнице на каждого, и они раз пять-шесть увязывались за девицами, шедшими вдвоем, но отставали, заметив, что те не выказывают к ним никакого интереса.

А ведь именно здесь в прошлом году…

— Дальше, до самого Рейкьявика, будет не до развлечений. И я знаю кое-кого, кто здорово прихворнет в пути.

Скажи на милость, ты понимаешь, чего она добивается?

Опрокинув несколько рюмок, Ланнек стал называть г-на Жиля на «ты». Второй помощник раскраснелся, глаза у него заблестели.

— Не знаю.

— Я тоже, гром небесный! И хоть бы еще призналась, что наврала! Да нет, она не врала. Я знаком с этим Марселем и должен был сразу же заподозрить неладное…

Внимание!

Две проходившие мимо женщины остановились у очередной витрины. Моряки встали позади них, заулыбались и получили в ответ улыбку.

Ланнек знал по-немецки десятка два слов, не больше, зато свободно говорил по-английски.

Обе пары, одна за другой, следовали от витрины к витрине и в конце концов забрели в кино.

У одной из незнакомок, высокой, хорошо сложенной особы, лицо было кроткое, усмешка хоть ироническая, но снисходительная. Ее выбрал Ланнек. Вторая, поменьше ростом и похудощавей, с маленькими острыми грудками, ни минуты не сидела спокойно и все время тормошила смущенно улыбавшегося г-на Жиля.

Они снова выпили в баре при кино. Затем пропустили по аперитиву в большом кафе, где, как у Шандивера, играла музыка.

Ланнек был