Шрифт:
Закладка:
– Роб, как ты? Мышцы не покалывают после массажа? Тебе налить чаю? Или горячего молока?
– Зой, спасибо, ничего не надо. Я… телек посмотрю, – отворачиваюсь, пытаясь скрыть свой стыд. Раньше бы мы не вылезали из постели, пользуясь отсутствием Мишки дома… И от осознания этого щемит в груди. Так тебе, Роберт и надо… Бог тебя щедро наказал за грехи, пей теперь горечь своей новой жизни большими глотками… Пей и не подавись.
– Я окно помою, если ты не против? – она по-хозяйски складывает на груди руки.
– Нет, не против.
Ее грудь колышется под тканью простой домашней футболки, когда Зоя ставит стремянку. Хлопает балконной дверью, наклоняется к ведру с водой, демонстрируя обтянутые коротким шортами бедра. Я бы съел ее, ей-богу… Но сейчас могу это делать только глазами. Сжимаю пульт от телевизора так сильно, что он трещит. Переключаю каналы, чувствуя, как нарастающее раздражение теснит грудь. Черт бы побрал все это!
Зоя бойко взбирается на самую верхнюю ступеньку стремянки. Тянется в сторону, снимая занавеску с крючка и… Хватается за ткань, визжит, качается, пытаясь предотвратить падение.
Наверное, мне нужен был именно такой толчок. Стресс на грани опасности. Ноги наливаются тяжестью. Отталкиваюсь дрожащими ладонями о край дивана и рывком встаю.
– А-а-ах! Роберт, бог мой!
– Зоя!
Спину ломит от чудовищной боли, в глазах темнеет, но я дергаю бесчувственное бедро руками, заставляя подчиниться.
– Иди! Давай же!
Бью мышцу что есть силы и делаю шаг ей навстречу. Зоя вскрикивает и падает со стремянки.
– Нет!
Вытягиваю руки и иду к ней, успевая подхватить невесомое тельце. Прижимаю желанную добычу к груди, не сразу понимая, что я уверенно стою на ногах. Они болят и пульсируют, наполняются теплом, двигаются…
– Роб, я так испугалась… – шепчет она, доверчиво распахнув глаза. – Спасибо тебе, ты же… Ты стоишь, любимый. Ты сам-то понимаешь, что случилось?
Я понимаю… Ее грудь вздымается, из глаз струится блеск, а из приоткрытых губ рвется теплое дыхание, щекочущее подбородок. Какая же Зоя вкусная… Сладкая, притягательная, желанная… И я впервые за долгие дни чувствую это. Медленно ступаю к дивану, не выпуская жены из рук, и так же медленно сажусь. Зоя молчит. Не перечит мне, позволяя преодолеть боль и неуверенность.
– Зой…
– Молчи… Я знаю, – шепчет, усаживаясь на меня верхом.
Я целую ее губы так, словно мы не виделись десяток лет… Стаскиваю с нее футболку, позволяя себе любоваться ее прелестями – моя беременная жена стала еще соблазнительнее.
Поднимаюсь на бедрах, снимая одежду и с себя. Пью ее до дна… Ласкаю, глажу, целую, принимаю требовательные ласки с нарочитой покорностью, позволяю ей верховодить на время, чтобы потом взять свое, как хочется мне. В воздухе сплетаются наши голоса и стоны, звуки страсти, запахи… Превращаются в огненный цветок, рассыпающийся внутри удовольствием…
– Ах! Господи! Пожалуйста, я прошу тебя…
Она словно не знает, о чем просит. Зато знаю я… В новой жизни даже удовольствие другое – яркое, как фейерверк, острое, на грани боли, пронзительное.
И теперь я живу… Отпускаю мысли об одиночестве подальше от себя, прижимаю к груди ее ослабевшее от пережитого блаженства тело и шепчу куда-то во вселенную:
– Зойка, ты не только мой свет. Ты мой грех… Как я тебя люблю, если бы только знала.
– Знаю… Но твое признание требует доказательств.
– Ты намекаешь на… продолжение? Думаешь, потяну?
– Думаю, стоит проверить, – хитро улыбается она.
Глава 44.
Зоя.
Я знаю, как ему сейчас больно… Через рубашку проступают темные пятна, да и на лбу Роберта поблескивает испарина. Под глазами темнеют круги, а губы смыкаются в тонкую напряженную линию. Ему больно, но радостно… Он стоит и ходит, пользуясь тростью. А меня переполняет гордость за мужа… За нас – глупых, но немного образумившихся со временем. Он не стесняется крепко держать меня за руку, искать взглядом среди толпы, знакомить с коллегами, называя меня «своей Зайкой». Не стыдится наших чувств, бесконечно доказывает свою преданность, как будто стремясь наверстать упущенное время…
И, да… Я все-таки уговариваю Роберта посетить конкурс. Поступок умерит его гордость, но возвысит достоинство. Впереди еще много конкурсов. А с ними побед или поражений.
Воздух сотрясают голоса, аплодисменты, перешептывания, шорохи, звон бокалов. Роберт внимательно смотрит на сцену банкетного зала. Крепко сжимает рукоятку трости и держит спину прямо. Несломленный солдат, полный невыразимого восторга от увиденного.
Посередине сцены Рихард, а немного поодаль – участники конкурса. На Кире элегантный брючный костюм цвета чайной розы, на Петре Жильцове и Женьке Касторнове – коллегах Роба – вычурные костюмы поваров. Можно подумать, они все сами готовили!
– Гляди, Роб, какие они важные, – касаюсь его локтя, пытаясь хоть немного отвлечь. Чувство, когда ты остался за бортом, слишком хорошо мне знакомо.
– Потому что нужно все контролировать самому, тебе ли не знать, Заяц. То пережарили, то передержали… Эх, когда я уже к работе вернусь? – мечтательно протягивает Роб. В его душе все еще тлеют зависть к счастливцам и сожаление об аварии.
– Совсем скоро вернешься. Я буду помогать и…
– Победителем конкурса становится Кира Лоренц!
Зал взрывается аплодисментами. Кира счастливо визжит и вешается на шею Рихарду. Ведущие громко аплодируют и поздравляют победительницу с победой. Она мечтала об этом, как и Роб… Но не все мечтам суждено сбыться…
– Расстроился? – шепчу, ища его взгляда.
– Я предполагал, что так будет. Теперь Рихард откроет сеть, а Кира станет управляющей. Ресторанов десять, не меньше. Идем, Зайка? Наверное, Мишутка проснулся и испытывает бабулино терпение.
– Ну уж нет, Зайченко. Мы подойдем и поздравим победителя. Ты пожмешь ей руку и пожелаешь удачи. Да и с Рихардом тебе надо помириться.
Чиновники и члены жюри рассаживаются за столы, гости принимаются за угощения. Воздух наполняется звоном посуды, чужими голосами, ароматами мяса и свежих
