– Чтобы Сафу было хорошо в Дуате, ему нужна помощь, которой мы дать не можем, – сказала Иринефер. – Чем мы можем ему помочь? Положить рядом с ним его инструменты? А чем мы станем обрабатывать землю после разлива? И разве можно оставлять тело без обработки? Ведь оно не сохранится, и Саф никогда не попадёт на поля блаженства…

– Аба-Анер сказал, что главное – положить его в гробницу, – повторил Хеси, – а он обо всём позаботится, когда вернётся.

– Да куда же он сам-то ушёл?

– Не знаю. Он сказал только, что идёт туда, где знают, как помочь… он не объяснял, но потребовал сделать всё точно, как он сказал. Аба-Анер вернётся и проведёт все необходимые ритуалы.

– Он оказался недостаточно умелым… – горестно сказала Иринефер. – Я надеялась, что он поможет Сафу… Можем ли мы и дальше прислушиваться к нему?

– Аба-Анер сказал, что если ты желаешь итефу блаженства в Дуате, то сделаешь всё в точности, как он сказал.

Иринефер с сомнением посмотрела на него, но, поколебавшись, кивнула:

– Хорошо, давай сделаем так, как он распорядился. Надеюсь, он знает, что делает. Только вот… только всё-таки отнесём Сафа в нашу гробницу.

Известие о смерти Сафа быстро разлетелось по городку. Многие здесь знали его – будучи грамотным, он всем соседям хотя бы по разупомог в делах. Теперь участники вечерних посиделок заходили во двор, и все по очереди беседовали с Иринефер, убеждая её, что Саф обязательно достигнет тростниковых полей Иалу.

– Он сделал много добра в своей жизни, – говорили соседи. – Его сердце окажется легче пёрышка, и Саф займёт в Дуате видное место, обязательно рядом с богами.

К вечеру пришёл и Хабау. Он дождался момента, когда Иринефер осталась одна, подошёл к ней и сказал торжествующе:

– А я предупреждал тебя! Не надо было доверяться этому юнцу. Надо было отдать мне Кафи, и я продолжал бы лечить твоего мужа. И сейчас он сидел бы здесь, рядом с тобой.

– Ты лечил его, харап, – ответила Иринефер. – Но лучше моему мужу не становилось.

– Он бы поправился, если бы ты была покорной. Если ты продолжишь сопротивляться, то следующим умрёт твой сын Хеси, – сказал Хабау и протянул руку к груди Иринефер.

Она тут же сделала шаг назад и скрестила руки на груди.

– Ах ты, проклятый харап! – воскликнула она. – Ещё тело моего мужа лежит в доме, а ты уже тянешь свои руки к его жене!

– Тебе лучше покориться, женщина, – сказал Хабау. – Иначе скоро умрёт твой сын, затем ты сама, а Кафи я всё равно заберу, хочешь ты того или нет.

С этими словами Хабау ушёл.

У выхода с ним столкнулся Хеси, которыйпринёс маску Инпу2. Следом за ним принесли деревянный саркофаг. На стенках изнутри и снаружи были красочно изображены сцены загробного суда и пути в Дуат. Иринефер внимательно всё осмотрела и осталась удовлетворена.

– Да, такой саркофаг поможет Сафу… – глаза её снова покраснели, и она закрыла лицо руками.

Кафи не отходила от тела отца с самого утра. Горе её было таким сильным, что она за весь день не съела ни кусочка, только много пила.

На следующий день, едва встало солнце, тело Сафа положили в саркофаг и священного быка, которого привёл жрец, запрягли в небольшую тележку на полозьях3. Разукрашенный ящик поставили на телегу, и бык повёз его к реке. Следом шли Иринефер, Кафи, Хеси, одетые в голубое4, и некоторые соседи. На берегу реки ящик перенесли в лодку и вчетвером со жрецом они переправились на западный берег, где ужеподжидал другой бык с такой же повозкой и пара погонщиков. Вскоре процессия прибыла в херет-нечер.

Здесь было как обычно оживлённо – люди переходили между гробницами, суетились в маленьких и больших открытых часовнях. Увидев похоронную процессию, многие бросили свои дела и присоединились к погребальной церемонии, образовалась небольшая толпа.

Единственный жрец начал погребальный ритуал. Первым делом он принялся ходить туда-сюда вдоль изображенийв часовне. Эти изображения уже несколько лет делал нанятый Сафом художник, с которым расплачивались продуктами. Теперь жрец «заканчивал» их, касаясь разных частей изображений своими инструментами и распевая священные песни. Иринефер знала, что этими действиями жрец открывает изображения для Ка Сафа – обряд, называемый отверзанием уст и очей давал Ка новую жизнь, отделённую от жизни тела. Ка обретал зрение, а со зрением – жизнь.

Весь ритуалбыл максимально упрощён и сокращён. Вельмож, случалось, хоронили по несколько дней, пока покойныйне проходил полностью все этапыпредстоящего ему пути к вратам Дуата, а затем через испытанияк посмертному суду, сам суд Инпу, где перечислялись все благие дела, которые совершил покойный и определялась его участь и, наконец, по дороге в тростниковые поля Иалу, где умерший должен был обрести блаженство. Но Сафа, который был беден,отправляли на тот свет по ускоренной процедуре, пропуская всё, что жрец счёл малозначимым и неважным, и более или менее подробно остановившись только на загробном суде. Здесь жрец надел на себя шакалью маску и поручил двум погонщикам изображать взвешивание сердца покойного. После того, как ритуал подтвердил, что сердце Сафа свободно от бета́, жрец удовлетворённо кивнул, снял маску и тут же перешёл к жизни Сафа в тростниковых полях.

Он разложил у саркофага несколько предметов и сделал знак погонщику. Тот подал жрецу ногу быка, политую кровью. После этого жрец торжественно начал, обращаясь к покойному и поочередно касаясь то рта, то глаз Сафа бычьей ногой и предметами, сложенными рядом:

Твой рот открыт Птахом,

Твой связанный рот освободил твой бог.

Джехути пришёл и полностью обеспечил заклинаниями,

Он освободил тебя от Сета, связавшего твои уста,

Атум дал тебе руки, они как твои защитники.

Твои уста, данные тебе, твои уста открыты Птахом

Металлическим резцом, которым он отворил уста богов.

Я Сехмет-Ваджет, живущий в западных небесах,

Я Сохит среди вознёсшихся душ…

Дочитав до конца,жрец коротко выдохнул и повернулся к Иринефер.

– Ему придётся работать в тростниковых полях, чтобы прокормиться, – сказал он. – Но если ты хочешь облегчить жизнь своего мужа там, то можешь купить ему слуг… только это надо сделать быстро, чтобы они сопровождали его в пути.

И жрец показал Иринефер несколько статуэток.

– Если ты можешь заплатить, то положи эти фигурки рядом с телом своего мужа, женщина, – пояснил жрец.

Иринефер спросила, сколько нужно заплатить.

– Полдебена серебра за каждую, – ответил жрец.

Иринефер кивнула и взяла две фигурки. У неё оставался ровно один дебен из тех, что принесла Эй-Нефер.

– Теперь достопочтенный Саф сможет отдыхать в тростниковых полях, – сказал жрец, – и они станут для него полями блаженных.

После продажи статуэток укороченная церемония завершилась, и саркофаг с телом Сафа занесли в гробницу.

– Жаль, что не отделили от хат его внутренности, – сказал жрец. – Но теперь уже поздно…

Жрец знал, что больше у Иринефер нечем поживиться, и не считал нужным особенно