треть будет твоей. Мы зарегистрируем компанию в России. Это нужно в том числе и для поставок молока на российский рынок. А дальше уже решай сама — отдать свою долю роду Горнорудовых или оставить себе. Но знай, что при последнем варианте, — я подмигиваю, — никто ни о чём не узнает.

— Ого, Даня, — глаза девушки загораются. — Спасибо тебе, но как же я буду скрывать собственность от мамы?

— Скрывать не нужно, конечно, — киваю. — Просто, как я понимаю, ты ещё нескоро собираешься обратно в Москву. До этого времени ферма пусть побудет частично твоей, — бросаю взгляд на кольцо на её пальце. — А потом, кто знает, может, ты и род уже сменишь.

Щёки Насти вспыхивают от смущения.

— Мелиндо, — в кабинет заходит Лакомка. Альва бросает быстрый взгляд на румяную Настю. — Булграмм говорит, что к воротам подошёл гонец от урсаров.

— Уже? — задумчиво спрашиваю. — А от кого именно? В Буром племени ведь сейчас раздор. Полно самозванных вождей.

— От некой Береники.

О, так это та же «медведица» с молотом, мужа-вождя которой я и устранил.

— Бывшая жена вождя Гризлая? — приподнимаю бровь. — Впрочем, ей тоже же нужно как-то барахтаться.

— Ты не выглядишь удивленным тем, что враги шлют тебе гонцов, — замечает Лакомка.

— Просто это вполне логичный поступок, — поясняю. — Сейчас вожди-урсары грызутся между собой. Соответственно они ищут военной поддержки где угодно, даже у старых врагов. А гонца надо бы принять, — я сосредотачиваюсь. — Сейчас ментально позову стражу. Настя, ты могла бы оставить нас?

— Что⁈ Оставить…? Ой, да, конечно, — пролепетав, барышня спешит в коридор, потирая кольцо на пальце.

Альва бросает на меня лукавый взгляд.

— Мелиндо, признавайся, что ты такого наговорил Настеньке, что ее лицо стало цвета малинового варенья?

— Да всего лишь сказал, что она не вечно будет Горнорудовой, — пожимаю плечами, и Лакомка звонко смеется.

— Звучит как намек на будущее предложение.

Подколы альвы прерывает зашедший в сопровождении дружинников гонец-урсар. Еще и Светка увязывается откуда-то и тоже залетает в кабинет. Я выслушиваю «медведя». Как и думал, Береника просит боевые артефакты для борьбы за место вождя. В ответ она обещает никогда больше не вторгаться в Тавиринию, а также предоставить мне за помощь тонну пушнины и мяса. Мясо — это хорошо, конечно, но есть одно «но».

— А Береника случайно не желает отомстить за Гризлая? — задаю интересующий вопрос, пристально глядя на гонца.

— Нет, — твердо отвечает урсар. — Госпожа никогда не питала к бывшему вождю сильных чувств, у них нет общих детей, да и вообще ходят слухи, что перед смертью Гризлай изменял госпоже с какой-то наложницей.

Мда, прости, мужик, что тебя незаслуженно запомнили как изменщика.

— Хорошо, — отвечаю, подумав. — Береника получит ящик взрыв-артефактов и ящик защитных зеркал. Это вся помощь от Тавиринии.

Я замечаю, как Светка округляет глаза.

— Очень щедро, конунг, — гонец склоняет голову. — Береника сдержит слово и никогда больше не вступит в Тавиринию со злыми намерениями.

Едва урсар покидает кабинет, как Светка сразу восклицает:

— Даня, а почему ты помог этим косолопым? Они же сволочи, да и вообще шавки тех ликанов, которые еще больше сволочи.

Лакомка с милой улыбкой усаживается на свободный стул и, небрежно закинув ногу на ногу, предоставляет мне ответить, хотя, конечно, всё поняла.

— Потому что, Свет, нам не выгоден разделённый сосед без единой централизованной власти, — отвечаю. — Разобщённые банды «медведей» будут бесстрашно нарушать границу и грабить наши деревни, а кому это нужно? Лично мне — нет. Поэтому лучше помочь одной из сторон, но с условием, что они больше не будут нас беспокоить. Тогда в случае нарушения границ будет ясно, с кого спрашивать.

— С нового единого вождя?

— Именно.

— Ну а если «медведи» снова соберут орду и попрут на нас? — задает резонный вопрос блондинка.

— Тогда я снова убью вождя, племя снова разделится и междоусобица начнется заново, — пожимаю плечами. — Но не думаю, что Береника пойдет против меня. Особенно после того, как я выскочил в центре ее лагеря словно черт из табакерки.

Разве что «медведица» решится из чувства мести, но гонец уверял, что она не любила вождя. Ладно, зачем гадать? Поглядим, да и всё. Проблемы нужно решать по мере поступления.

Загрузил блондинку я знатно. Светка уходит вся в задумчивости, а я бросаю Лакомке:

— Может, всё-таки стоило оставить девчонок учиться в Академии?

— И заставить их пропустить столько всего интересного? — смеется альва. — Нет, мелиндо, ты как всегда поступил очень разумно. Ты нашел девочкам репетиторов-практиков и обеспечил нам простор для развития.

Оно-то, конечно, так, но в Академии всё же побезопаснее… Хотя Светка точно бы нашла себе приключений на голову, а там бы и Камилу с Леной утянула в водоворот событий. Лучше уж пускай будут под присмотром.

Кстати, отвязать жён от Академии вышло довольно просто. Именно потому что они девушки, замужние женщины рода. В моём случае нужно было специальное разрешение декана. С мужиков спрос всегда больше. Я должен был экстерном сдавать выпускные экзамены и доказывать, что отдам воинский долг Родине, если не на Аномалиях, то в «норах» или вообще на Той Стороне. А вот женская половина рода просто прицепом пошла. Без всякой бюрократии, дополнительных экзаменов и прочего. Удобно. Всё же гендерное неравенство не такая уж плохая вещь.

Через пару дней в гости прилетает Эльдар Енерев. Причём я медитировал в своём обставленном кабинете, когда в дверь постучала Камила и радостно сообщила о приезде брата. Пошёл встречать, куда деваться.

Весь Давирис гудит от звуков молотков и дрелей. Сантехники и электрики прокладывают коммуникации, а удивлённые тавры ходят между ними, тыча пальцами куда не надо. В том числе и в розетки, и в высоковольтные провода. Камиле уже пришлось лечить пару не очень умных рогачей. Ей-богу, как дети.

Я спускаюсь во двор и, пройдя через включённый портал, оказываюсь в русской Сковородщине. Контраст красок бьёт по глазам. Здесь царит осень, а в Багровых горах — лето. Сковородские деревья уже пожелтели, и заметно похолодало.

Эльдар застыл во дворе, задрав голову, и во все глаза смотрит на Золотого. Желточешуйчатый Дракон, усевшийся в своём гнезде, как раз широко зевает, демонстрируя чудовищную пасть.

— Чего уставился, шурин? — смеюсь я. — Давай