Высокие, от пола до потолка, распашные окна ресторана в Дубае смотрели на гавань. Сейчас сквозь открытые окна внутрь проникал утренний ветерок с залива. Ресторан находился в отеле, которому принадлежала бухта для яхт. Столы были застелены безупречно белыми льняными скатертями, гости сидели на белых кожаных банкетках. На белых мраморных стойках, разрисованных черными штрихами и точками, стояло угощение, разложенное по белым тарелкам: выпечка, сыры, экзотические фрукты и овощи. Эти стойки напомнили Елене огромные брикеты итальянского сливочного мороженого с шоколадной стружкой. Они с Виктором уже съели йогурт и салат с портулаком, но теперь тот ждал яичницу и турецкие колбаски, которые заказал дополнительно. Он настоял, чтобы Елена позавтракала, прежде чем лететь в Америку вслед за бортпроводницей.

— Мне сообщили, что флешка оказалась бесполезна, — сказал Виктор. — Ничего ценного. Ничего, что в «НоваСкайс» еще не знали бы, и ничего, что могло бы помочь с новым типом… заряда.

Он не отчитывал свою подопечную, но в голосе его звучало нечто большее, чем просто разочарование. В голове Елены промелькнула мысль (обычная паранойя, нельзя позволить этой мысли укорениться): неужели Виктор подозревает, что она что-то изменила на флешке Соколова? Неужели решил, что она удалила информацию, которую они ждали?

— Совсем ничего? — спросила она.

— Совсем.

— Мне жаль, — сказала она тихо.

— Мы ожидали большего.

Он обернулся, и Елена поняла почему. Старшая официантка как раз собиралась посадить за соседний столик двух западных бизнесменов. Виктор мгновенно встал и спросил официантку, не могла бы та устроить гостей немного подальше, мол, ему нужно обсудить с дочерью глубоко личные семейные вопросы и он был бы благодарен, если бы им дали дополнительное пространство для уединения. Молодая женщина, по виду уроженка Индии или Пакистана, улыбнулась и подчинилась. Бизнесменам, похоже, было все равно.

— Теперь я ваша дочь? — спросила Елена у Виктора, когда тот сел на свое место.

— Я бы гордился такой дочерью, — пожал плечами Виктор.

Она не поверила и закатила глаза. Виктор и ее отец едва терпели друг друга, не больше. В конце концов, она знала, что Виктор с ним сделал.

— Даже после этого фиаско?

— Да, даже после него. И самые успешные люди в мире ошибаются. Чаще всего они потому и лучшие, что исправляют свои ошибки и идут дальше.

Принесли яичницу и колбаски, и он одарил официантку счастливой улыбкой. Официантка поставила тарелку на стол и удалилась, тогда Виктор продолжил:

— Наша работа — предвидеть, в этом случае ты обманулась и теперь отвечаешь за последствия.

— Да, конечно.

Он показал на свою тарелку:

— Боже, это очень вкусно! Обязательно попробуй.

Несмотря на очевидный энтузиазм по поводу стоящего перед ним блюда, он почти бережно отрезал кусочек колбаски, положил его в рот, прожевал и улыбнулся — слишком восторженно, по мнению Елены. Если банальный завтрак приводит его в такой экстаз, то как он ведет себя в постели? Елену передернуло.

— Я разговаривал с полицией, — заметил Виктор, прожевав. — Они опросили большинство из нас.

— И?

— Все прошло нормально. Среди нас нет американок. Но могло выйти весьма неловко. Вот еще почему ты должна была сразу рассказать мне о бортпроводнице.

— Я понимаю.

— Уверен, что понимаешь.

— Сколько у меня времени? — спросила Елена.

— Сколько у нас времени, — поправил он. — Пойми, ты тут не одна.

— Я тут совсем одна.

— Эта женщина — или темная лошадка, или еще что похуже.

— Темная лошадка, — повторила Елена задумчиво.

Может, надавить на него, спросить, что он имел в виду под словами «еще что похуже»? Но она вспомнила замечание насчет бесполезной флешки. Если он ей не доверяет — если всерьез в ней сомневается, — нельзя даже нечаянно поставить его в ситуацию, когда он будет вынужден высказать свои сомнения вслух. Этого Елене не хотелось. Обвинение, облеченное в слова, станет реальным, отозвать его будет невозможно.

— Да. Темная лошадка. Алкоголичка, как я начинаю понимать, склонная к саморазрушению.

— В смысле, в придачу к пьянству?

Он положил вилку и впился в собеседницу напряженным взглядом.

— Что там в смысле, я не знаю. Я знаю одно: ее нужно убрать. Вряд это будет так уж трудно сделать.

— Наверное, вы правы, — откликнулась Елена, но в глубине души не согласилась.

Это будет нетрудно с организационной точки зрения, но чертовски вероятно, что это разозлит людей, что черти поднимут цену на ее душу. Убить Боуден — совсем не то, что убить Соколова, этого корыстного урода, который согласился передавать американские данные, потому что знал — он проворовался и теперь по уши в дерьме. Он сослужил свою службу. Ему точно нельзя было доверять. И это совсем не то, что грохнуть мерзкого полковника в Инджирлике, который работал на обе стороны и греб деньги лопатой. Этот гад трахнул какую-то несчастную езидку, которой было не больше четырнадцати-пятнадцати лет. Елена его пристрелила. Он был свиньей. Но бортпроводница? За такой добычей Елена не гоняется. Это же все равно что котенка утопить. Но сейчас она сама оказалась между жизнью и смертью.

— Больше всего меня раздражает необходимость тащиться в Америку.

— Ты и правда не любишь путешествовать?

— Я мечтала побыть здесь хоть недолго. Или слетать домой, в Сочи.

Кажется, Виктор немного расслабился. Он взял вилку и опустил взгляд на свой завтрак.

— И съездишь. Всему свое время. Считай эту поездку в Америку чем-то вроде «лежачего полицейского». Или объездным маршрутом. Объезд через западное полушарие. Тебе же нравится Америка. — В последней фразе прозвучала едва заметная насмешка. — А потом вернешься сюда. Или съездишь домой. Куда захочешь.