Из зеркала за ним следили Настины глаза. Ну, конечно, злости в них не было совершенно. Да и лицо с торчащей изо рта зубной щёткой было скорее уморительным, нежели сердитым. Во всяком случае, на взгляд любознательного капитана Кравченко.

— Щас пояшню, — промычала мордашка в зеркале. — Вот тебя мужики трахали?

Алексей возмущённо хрюкнул. Не ожидал.

— Во-от, — наставительно протянуло зеркало. — А меня трахали. А от тебя эта сторона жизни осталась скрытой. Так кто из нас лучше в мужиках разбирается?

И зубная щётка снова пришла в движение.

Лёшка расхохотался. И напряжение как-то само растворилось.

Маленькое, для лица, полотенце не могло, конечно, обернуться вокруг бёдер. Так что пришлось Алексею вылезать из ванной совсем неглиже.

Из зеркала внимательно наблюдали за ним.

Ах, как хороша! Фигурка точёной шахматной пешки, аккуратная попка, трогательные позвоночки, шейка, приоткрытая переброшенными на грудь волосами! Вот наделил же Господь женщин богатством несметным! Так бы и любовался часами… если бы тот же Господь зловредно не наделил мужчин неодолимым желанием немедленно этим богатством овладеть!

Глазки в зеркале тут же скакнули вниз. Алексей поспешно отвернулся. За спиной послышался сдавленный смех. Ах ты, чертовка!

Он шагнул к ней.

Нет, ну что вы, она была достаточно опытной женщиной, чтобы не обратить на это внимания. Она и не обратила. Она просто изящно наклонилась и стала полоскать рот.

А у него ощущение стеснения от того, что происходит внизу, сразу заместилось чувством правильности набирающего силу процесса.

Этого нельзя делать, запоздало прошелестело в сознании. Подло по отношению к раненой Ирке. И вообще — всё давно решено. И больше ничего исправить нельзя…

Руки сознания не послушались и легли на гитарную талию.

Анастасия обернулась. Глаза её с облегчением и требовательно искали что-то в его глазах. И что-то нужное, видно, нашли. Руки девушки обвили его шею, а сама она всем телом подалась ему навстречу.

«Там шпионки с крепким телом…» — безнадёжно пискнул разум.

Его больше никто не слушал. Алексей, не поворачиваясь, нащупал ручку двери, повернул её. Затем подхватил Настю на руки и понёс в комнату.

— Ой, как долго я этого ждала, — прошептала девушка.

А затем… Затем пало безумие…

* * *

Такого с ним не случалось ещё никогда.

В целом Алексей был в сексе довольно рассудочен. Не расчётлив, нет. Были в его жизни достаточно глупые эпизоды в этой области. Просто он всегда контролировал себя во время соитий. Пару раз, правда, Светка его завела до такой степени, что, даже кончив, он продолжал входить и входить в неё, покуда не кончал во второй раз. Но в целом он вполне понимал, что его задача как мужчины — дать оргазм женщине, да лучше не один. А самому получить своё удовольствие разок в конце.

Природа, куда против неё. Так что надо успеть сотворить всякое разное для партнёрши, покуда не пришёл твой окончательный лесник и не пресёк торжество разврата.

Но теперь было всё иначе. Он впервые в жизни по-настоящему улетел. В космос или куда там ещё.

Во всяком случае, пространство, куда он вознёсся, было исполнено то ли звёзд, то ли искр, и они словно качались на волнах, вздымаемых каждым его движением. Впрочем, этих движений он тоже не осознавал и не контролировал. Он просто подлетал на этих волнах к этим искрам-звёздам, а они всё сбегались и сбегались к нему, окружая всё более плотным роем. И этот рой вместе с ним прыгал на волнах, всё ускоряя и ускоряя вместе с ними темп. И когда казалось, что быстрее и плотнее уже некуда, звёздное пространство лопнуло и рассыпалось крутящимися осколками, освободив новое, следующее за ним, для того, чтобы человек в него извергся.

И снова.

И снова.

И сно-ов-ва-а…

Так, должно быть, создаются вселенные…

…Оказавшись снова на Земле, Алексей услышал не крик, а буквально вой Насти. Испугавшись, он было отстранился, приподнимаясь на руках. Но она изо всех сил обхватила его ногами и руками, не отпуская. Словно впихивая его в себя. И он снова обнял её, стремясь выжать из себя всё возможное…

— Ты гад, — тихо прошептала Настя, когда они немного отдышались. — Ты женоненавистник. Ты столько времени издевался надо мною, лишая такого счастья…

Он захотел обнять и поцеловать её, но она уклонилась.

— Лёшечка, ты только не трогай меня пока. Меня до сих пор током бьёт от твоих прикосновений…

Потом засмеялась тихонько.

— Я даже не подозревала, что бывает так хорошо. Я просто куда-то отлетела…

— И я, — хрипло сказал Алексей.

Ах, как полно и счастливо вздохнулось им обоим!

Потом она выбралась из постели, как-то стараясь поуже держать ноги, пошла в ванную. Пошумела душем, позвякала какими-то своими склянками. Лёшка лежал счастливый и умиротворённый. И несколько удивлённый: что это такое было с ним только что? В какие миры он улетал?

Настя вернулась, легла, притулилась к нему всем телом, обняла.

— Ты гигант, — сказал она. — Надул меня, как мячик. Если ты с Иркой творишь то же самое, то понимаю, почему она на тебя смотрит преданной кошкой…

А вот этого говорить не стоило. И особенно не стоило произносить слова «преданная». Как-то теперь оно в этих обстоятельствах приобрело второй смысл…

Настя сама почувствовала появившееся напряжение.

— Прости, — торопливо сказал она. — Я не то…

Потом вздохнула и продолжила:

— Завтра всё будет по-старому. Как будто ничего не было. Ничего, ничего, ничего, — с ожесточением повторила Анастасия. — Ни словом, ни взглядом… Просто одну ночь, ладно? Эту ночь… подари мне…

Он поцеловал её. Нежно, как только мог.

Ничего не будет по-старому. Это он знал точно. Но как теперь оно всё будет — это непонятно.

Лучше бы он тогда, в тот раз, не ерепенился, а нормально с нею… Когда она была просто одной из встреченных девушек.

А не этой Настей. Не вот этой Настей, в которую он, оказывается, втайне от самого себя был влюблён.

И случилось бы по её правилу: с кем она переспала, с тем и расстаётся. А теперь, когда эта влюблённость прорвалась, словно диверсионная группа в тыл, — теперь что делать? А если правило снова подтвердится? Он же этого не хочет! Но и нельзя ему не подтверждаться, этому дурацкому правилу! Потому что тогда вообще непонятно, что делать!

Настя положила голову ему на грудь.

Ей тоже вспомнилось прошлое:

— Знаешь, я на тебя очень обиделась тогда… Ну, когда ты пренебрёг мною. Главное, ведь уже почти вошёл, я же чувствовала тебя почти что в себе! И тут раз — облом-с! «Верный семьянин»! Вот же