До меня постоянно доносились звуки разрывов, треск автоматов, сухие винтовочные выстрелы, гулкие взрывы гранат, тарахтенье пулеметов. По всему городу шел бой, и кто обладает в данный момент преимуществом, я не знал. Связь опять приказала долго жить!

Все, что нам оставалось, это методично продвигаться вперед, зачищая все на своем пути.

— Осколочно-фугасный!

Выстрел! Взрыв! Пламя ударило в небо и в стороны.

— Еще!.. Еще!.. Еще!..

Мы нагнали пехоту, и они вновь шли под прикрытием нашей брони.

В один момент попытались было налететь немецкие самолеты, но их быстро отогнали от города наши истребители. Из-за домов нам не видно было, как развивался воздушный бой, но вскоре в небе стало чисто.

Потом заработала вражеская артиллерия, которая уже не стремилась разобрать своих и чужих, а просто месила квадратами город в пыль и труху.

— Опасно, командир! — повернулся ко мне Петр Михайлович. — Накроет обломками, не откопаемся!

— Вперед! — оскалился я. — Мы — русские! С нами бог!

— Мы советские! — поправил меня со своего места Леха. — С нами правда!

Я яростно ухмыльнулся. Думаю, в этот момент мое лицо выглядело ужасно — Насте бы не понравилось, но ее здесь и не было.

«Уралец» пошел вперед, легко преодолевая преграды из кирпича и прочего мусора, из мертвых тел немцев, которые гусеницы перемешивали в кашу, оставляя за собой длинные кровавые полосы.

Немцы, отступая, подрывали и сжигали все, что оставляли за спиной. Город превратился в руины, целыми оставалось не больше пары сотен случайно уцелевших зданий… из почти двух тысяч. Все остальное превратилось в горы строительного мусора.

Связи все не было, я не услышал за последние полчаса ни слова от Дуюна, и приходилось действовать самому, выбирая цели на месте и просто продираясь сквозь город.

Мы как раз миновали очередную улицу, полностью зачистив ее от присутствия вражеских сил, как откуда-то из переулка выскочил вестовой и, безрассудно подставляясь под пули, кинулся напрямик к танку.

Я высунулся из люка и снял шлемофон.

— Общий приказ! Всем экипажам срочно выдвинуться на северо-запад!

Вестовой убежал дальше, нелепо дергая длинными несуразными ногами, похожими на ходули. Вот ведь незадача. Я понятия не имел, в какой части города нахожусь. И чтобы выполнить приказ, мне нужно было для начала сориентироваться… или найти провожатого.

Очень вовремя сзади появился американский бронетранспортер М3, мчащийся на полной скорости в неизвестном направлении. Хорошая машина, бодрая, видно, досталась по лендлизу.

— Перегороди ему дорогу! — приказал я Корякину, и тот быстро поставил танк поперек улицы, полностью перекрыв возможность проезда.

М3 с диким скрежетом тормозов остановился. Из его нутра выбрался разгневанный пехотный майор и в три прыжка подскочил к нашей «тридцатьчетверке».

— Вы что, мать вашу, еб…лись? — заорал он сходу. — Какого хера улицу перекрыли? Быстро в сторону!

— Товарищ майор, — я высунулся наружу, прикрываясь люком, — вы бы осторожнее, там впереди пулеметчики засели! Вашу машинку прошибут, и не заметят!..

Майор замолк, с сомнением поглядывая на американскую технику.

— Что предлагаешь? — спросил он, наконец.

— Следуйте за нами, мы прикроем! Только что пришел приказ — идти в северо-западную часть… вот только понять не могу, как туда сподручнее добраться. Карты нет!..

— Два квартала вперед, потом направо! — быстро сориентировался майор. — Нам по пути! Хорошо, следую за вами! — и тут же скрылся в машине.

Так мы и пошли в заданный квадрат. Сначала наш Т-34, следом бронетранспортер.

Было спокойно, никто не стрелял по нам. Кажется, немцы полностью оставили эту часть города.

В какой-то момент майор все же не выдержал и пошел на обгон. М3 пролетел слева от нас, выбрав относительно ровный участок улицы, и стремительно понесся вперед — видно, майор очень торопился.

Они успели проехать метров сто — сто пятьдесят и тут их подкинуло в воздух, закрутило, и обрушило вниз грудой мертвого искореженного металла. Впереди, в конце разрушенной улицы, в двухстах метрах, чуть наискось, перекрывая дорогу, стоял «Тигр». Еще десять секунд назад он не был виден из-за дыма и пыли, но теперь его силуэт отчетливо прорисовался, а башня чуть повернулась, беря прицел на нас.

— Корякин! — резко скомандовал я. — Вправо!

Танк вильнул, но радиуса чуть не хватило, мы ткнулись в стену дома, не сумев до конца вписаться в поворот.

Бронетранспортер впереди полыхал, из него так никто и не выбрался. Наверное, только это, и наш неожиданный маневр, и спасли нас. Яркое пламя мешало наводчику, мы чуть сместились с линии выстрела, и первый снаряд прошел мимо.

Позади нас вздыбились земля и камни, закричали люди, начала рушиться стена дома.

— Подкалиберный! — крикнул я, и Казаков услышал.

В Т-34 в восьми специальных ящиках на полу, а так же на левом и правом фальшбортах размещалось сто снарядов. Из них двадцать один бронебойный, семьдесят пять осколочно-фугасных — используемых чаще остальных, и всего четыре подкалиберных. Самые трудные в изготовлении — ведь для них требовался дефицитный вольфрам, но зато ими можно было пробить броню «Тигра» с четырехсот метров.

— Есть подкалиберный!

Выстрел!

Выстрел «Тигра»!

В ту же секунду откуда-то из подворотни выскочила обезумевшая от ужаса женщина с грудным ребенком на руках, закутанным в грязные тряпки.

Я успел поймать ее взгляд за мгновение до того, как ее не стало.

Сумасшедшая надежда — свои же пришли, спасут, и всепоглощающий страх — не за себя, за ребенка, который даже не плакал — не умел.

Она выбежала слишком близко к нам, и это ее погубило.

Ударило так, что «Уралец» замер на месте, во все стороны полетели мелкие осколки от брони, а внутрь сквозь крохотные щели в стыках брони и чуть приоткрытый люк мехвода полез жар.

— Ах! — Леха отвалился назад, закрывая обожженное лицо руками.

— Су-у-у-ки! — Корякин полуобернулся ко мне, его волосы дымились.

Казакова упал, из раны на его голове обильно сочилась кровь.

Что было со мной — не знаю, я не видел себя со стороны. Но, думаю, тоже ничего хорошего. Внезапно стало плохо видно. Я провел ладонью по лицу, и она оказалась вся в крови.

Нас всех крепко зацепило, но, вроде бы, машина уцелела. В очередной раз повезло! Наша башня приняла на себя основной удар, и экипажу достались лишь крохи того жара, который должен был сжечь