— Элиана, — толкаю я. Ее зеленые глаза снова поднимаются к моему лицу, а щеки становятся румяными. Ее глаза блестят, и у меня щемит в груди от этого зрелища. — Что он сказал?

— Ты работаешь с моим отцом.

Ее слова прозвучали торопливо, и мне понадобилось время, чтобы осмыслить сказанное. Я скрещиваю брови.

— Я работаю с твоим отцом? Он профессор в университете?

Она колеблется, складывает руки вместе поверх простыни и молчит несколько тактов. — Джулиан, — говорит она громче. У меня закладывает уши от того, что она произносит мое имя.

— Что?

— Ты работаешь на него.

— Я не понимаю.

Кажется, что ее слова ясны как день, но в то же время это не так. Как будто они улетучиваются в тот момент, когда покидают ее губы.

Она продолжает сжимать и разжимать пальцы, почти готовая начать ковырять кутикулы. Я инстинктивно поднимаю руку и кладу ее поверх своей, и она замирает, изучая меня. Она делает глубокий вдох, и ее глаза наполняются весельем.

Я вздергиваю бровь и взглядом призываю ее продолжать.

Она делает еще один вдох. — Мой отец — Карлос Харос.

Наступает тишина. Такая тишина, что можно было услышать, как падает булавка. Практически слышно, как учащается сердцебиение в моей груди, готовое вот-вот вырваться на свободу. Я застыл на месте, а Элиана сделала еще один вдох, прежде чем поднять руку и переплести свои пальцы с моими.

— Скажи что-нибудь, — умоляюще шепчет она, ее глаза просят и умоляют меня сказать что-нибудь. Что угодно.

Но я не уверен, что смогу быть рядом с ней в этом потрясенном состоянии. Словно слова в моей голове бегут со скоростью мили в минуту, и я не могу вовремя остановить их, чтобы сформировать законченное предложение. Я открываю рот, чтобы заговорить, но ничего не выходит.

Ее пальцы сжимают мою руку, и я несколько раз моргаю, прежде чем наконец покачать головой. Я пытаюсь успокоить свое сердце, но оно продолжает быстро биться.

— Элиана, — начинаю я. Ее глаза блестят, она прикусывает губу и смотрит в потолок. — Элиана.

— Я не знала! — восклицает она, и из ее глаз вытекает слеза.

Я смотрю, как она медленно поднимает свободную руку, чтобы вытереть слезу. Я хочу быть тем, кто вытирает ее, но я все еще размораживаюсь.

— Элиана, — повторяю я, на этот раз более твердо.

— Что? — насмехается она. — Ты не видишь сходства? Неудивительно, что я столкнулась с тобой в тот день в коридоре. Я шла к отцу, а там был ты. В том же самом коридоре. А я так и не поняла.

Я продолжаю молчать, все еще пытаясь подобрать слова, которые можно было бы произнести, кроме ее имени. Если я произнесу его еще раз, то уверен, что она даст мне пощечину и попытается вывести меня из этого транса.

— Я не могу поверить, что это происходит. Из всего, что могло со мной случиться, — лепечет она, фыркая и вытирая слезы, которые все чаще вытекают из ее глаз. — Конечно, единственная хорошая вещь, которая появляется в моей жизни, — это просто еще одна…

— Элиана, не надо, — наконец прервал я ее.

Она смотрит на меня, не отрывая взгляда. Она продолжает переплетать свои пальцы с моими, но я не могу мыслить здраво, когда она прикасается ко мне. Я покачиваю запястьем, пока ее хватка не ослабевает, и я убираю руку. Ее брови напрягаются, а губы дрожат в полунамеке.

Я ненавижу себя за то, что отстранился, но я не могу думать, когда она ко мне прикасается. Мне нужно пространство. Мне нужно отстраниться от этой катастрофы. Потому что, как бы мне ни было неприятно признавать, насколько это отстойно, но это так. Это должно было произойти и со мной — когда я увидел ее в тот день в коридоре и привел в свой кабинет. Я должен был побольше расспросить о том, почему она оказалась именно в этом коридоре. На этом этаже не так много отделов, не говоря уже о коридоре, поэтому я должен был попросить прояснить ситуацию.

Но я этого не сделал и должен взять на себя ответственность.

— Это моя вина, — признаю я, быстро вздохнув. Я провожу рукой по беспорядочным волосам, затем вздыхаю и прислоняюсь спиной к изголовью кровати.

Она двигается рядом со мной, садится и берет подушку, чтобы прикрыть ее спереди. Я придирчиво наблюдаю за тем, как она осматривает все вокруг, кроме меня. Она продолжает грызть внутреннюю сторону щеки, и я понимаю, что она уже прогрызла ее.

— Я уже взрослая. Это была и моя вина. Я должна была тебе сказать.

Я качаю головой. — Это неправильно, Элиана. Он заведующий кафедрой. Зная, что твой отец — Карлос Харос? Это все меняет.

Она поворачивает голову ко мне, ее глаза снова становятся блестящими, и я ругаюсь под нос. В ее зеленых глазах есть желтые вкрапления, которые я замечаю все чаще и чаще по мере того, как смотрю на нее. Веснушки, разбросанные по ее лицу, сегодня почему-то еще красивее. А загар на ее коже сияет так, что мне хочется вылизать каждый ее сантиметр.

Черт, я больше не могу об этом думать.

Я не могу больше думать о ней. Это слишком рискованно и слишком много. Я не могу быть рядом с ней…

Она что-то бормочет себе под нос, а затем снова перемещается на кровать, чтобы сесть по-другому, подушка по-прежнему прикрывает ее грудь.

— Мы больше не можем так поступать, прости, — шепчу я. Я не могу смотреть на нее и отказываюсь. Это было бы слишком больно.

— Что?

Ее голос срывается, и это бьет меня как ножом в грудь.

— Ты слышала меня, Элиана. Этого не может произойти. Это слишком рискованно и…

— То есть ты хочешь, чтобы я просто забыла обо всем, что мы делали? О том, что ты заставил меня чувствовать? Потому что ты не можешь просто выкинуть это из головы.

Мои губы дрогнули в улыбке от ее признания, но я отказываюсь смотреть на нее. Я трус, и я это знаю. Я горжусь ею за то, что она отстаивает свои желания и чувства. Я просто не могу дать ей такую же энергию. Я должен защитить ее.

— Джулиан, пожалуйста, — ее голос дрожит.

Я качаю головой. Я сползаю с кровати и встаю, хватая на полу боксеры и натягивая их. Позади меня раздается шарканье, и не успеваю я опомниться, как одна из моих рубашек оказывается на ее обнаженном теле. Ее волосы рассыпаются