— Здорово, а то не зубоврачебная практика, а средневековые пытки! Только я, увы, не анестезиолог и с эфиром дела не имел. Не хотелось, бы, понимаешь, начать наше турне по округу с отъехавшего в кресле пациента. Может поможешь?

— Не-не-не! — Сразу отказался Егор. — Давай я тебе двух своих выделю, они этот эфир и сделали, и на себе испытали. Всё честь по чести, с лабораторным журналом и репортами, только увлеклись чутка, пришлось отстранять от работы. И для всех проводить лекцию о вреде токсикомании и излишнего увлечения психотропными веществами. Но товарищи опытные, ты только присматривай за ними, чтоб не уединялись с эфиром!

Неразбериха, вызванная приездом медиков — быстро улеглась и они приступили к работе, в выделенных для этого помещениях. Народ, вопреки опасениям врачей — не роптал и дисциплинированно топал на осмотр и процедуры. Да и попробуй тут уклонись, с одной стороны солдаты, с другой служба охраны производства, а на кону — хорошо оплачиваемая работа, пристроенные дети и прочее. Соцпакет хроноаборигены распробовали и лишаться его не собирались. Да и слава о деревенских врачах, как о искусных лекарях — давно облетела окрестности.

Сюрпризом, причем приятным — оказалась Ксюша, использовавшая вояж врачей в своих целях. Проинспектировать состояние образования во всех школах, обобщить опыт, короче — Егору было не очень интересно. А вот беспокойство за беременную жену присутствовало, не дело в её положении трястись по тому, что здесь называлось дорогой!

— Да я же не на деревенской телеге трясусь! — Успокоила его Ксюха, польщенная заботой мужа. — Анисим четыре вполне комфортных возка выделил, на резиновом ходу! А вот остальным не завидую… Врачи, кстати, дня на три здесь зависнут, так что показывай, как здесь обустроился! Дом то начал строить? Ладно, я побежала, вечером увидимся!

Егор, не вслушиваясь в щебетание жены — стоял и улыбался, ещё минут пять после её ухода. В таком мечтательном состояние и налетел на Ермолова:

— Егор, как раз тебя ищу! Пойдем, с тобой Александр Васильевич поговорить хочет! Есть где без лишних ушей устроиться?

— А пошли на реку! — Решил Егор. — Там и за скалами, и посидеть душевно можно, сейчас соображу с перекусом. А что ему от меня надо, не знаешь?

Лёха только пожал плечами, мол, чаяния начальства мне неведомы, но не преминул успокоить будущего родственника: «Он со всеми беседует, ещё и писарь записывает, так что будь готов к самым каверзным вопросам!» Егор, помня ещё с уроков истории о неприхотливости генералиссимуса к еде и быту — прихватил сала, каравай хлеба и пару луковиц, картошки и отправился к КПП. Где его уже поджидали Ермолов с Суворовым и неприметного вида офицер, всеми своими повадками напоминавший следователя.

С места в карьер его пытать не стали, спокойно добрались до речки, Егор с Лехой развели костер. Генералиссимус заинтересовался спичками, полукустарный выпуск которых для собственных нужд давно освоили. И похвалился командирскими часами Председателя, Егор, знакомый с историей, как ветеринар просохатил СВТ — поинтересовался:

— В карты выиграли, Александр Васильевич?

— Сам подарил, — не скрывая досады признался Суворов и приметив, что Егор достал из кармана смартфон и крутит его в руках, приосанившись спросил. — тоже парсуну со мной для потомков запечатлеть хочешь? Дай вон подполковнику, и подходи!

— А что, ещё кто-то с вами фотографировался? — Егор, помня о запрете Захара на селфи с Суворовым, даже огорчился, что и тут его обскакали.

— Так со всеми почитай позировал, — похвалился Александр Васильевич, невооруженным глазом было видно, что известность и признание со стороны потомков ему изрядно лестны. — чего замер стобом, давай вставай! Да потом ещё с Алексеем Петровичем втроем сделаем, вон нам Николай поможет. — Кивнул на доставшего письменные принадлежности офицера.

Отстрелявшись с фотографиями, Егор подкинул дров в разгорающийся костер, генералиссимус подал знак записывать Николаю и приступил к расспросам. Интересовало его, к удивлению Егора, всё — связанное с процессом раскулачивания и коллективизации в тридцатых годах двадцатого века. «С Анисимом беседовали поди уже на эту тему?» — С подозрением спросил Егор и тут же добавил: «Вы бредни этого краснопузого не слушайте! Он вам такого понарасскажет, из агитплакатов и штампов соцреализма надерганного, вся страна вздрогнет!» Суворов кивнул: «И с ним беседовали, и читали, задачи то что тогда, что сейчас — схожие стоят. Давай, выкладывай свои соображения».

И Егор выложил, всё что знал. А знал он, благодаря роликам в интернете, срачам на форумах и исторической литературе — немало. С политикой коллективизации, в рамках подготовки к неизбежной второй мировой он был согласен, в основных её пунктах. Как и сейчас, единоличные крестьянские хозяйства едва обеспечивали себя сами, и вывод о неизбежном повышении производительности труда, механизации всех циклов производства и создание более крупных хозяйств для совместной обработки земли — напрашивался сам собой. А уж артели это будут, совхозы, коммуны или колхозы — дело десятое.

Не забыл и про МТС, с техникой, которую самолично обслуживали специалисты, и сами же обрабатывали на ней землю, выступая для хозяйств как субподрядчик, не доверяя дорогостоящие и сложные механизмы в руки дилетантов. Тут сказались рассказы деда, как технику передали из машинно-тракторных станций совхозам и началось — то из трех комбайнов на ходу был один, а остальные каннибалили для поддержания этого первого в рабочем состоянии. И свой личный опыт, как ещё в нулевых годах собирали черный металлолом, щедро разбросанный по окрестностям во времена СССР. Причем то двигатель в полях находили, то гусеничные траки, а то и полуразобранную технику.

Плюсом от организации крупных форм хозяйственной собственности признавал и большое высвобождение людей из крестьянства, остро необходимых для индустриализации. Правда, требовавших обучения и адаптации. И строго контроля за моральным обликом массс, вырвавшихся из рамок общины и хлебнувших свободы и где-то даже вседозволенности. В процессе коллективизации всё это вылилось в разрастании гигантского бюрократического аппарата, так что в итоге пришлось бороться и с новоявленными чиновниками.

Вспомнил Егор и о так называемых двадцатипятитысячниках, присланных из городов в деревню, для содействия коллективизации. Которых деревня, не моргнув глазом — переварила и скорумпировала, а непримиримых и принципиальных просто отстреляли. К самой форме раскулачивания и организации колхозов он относился резко отрицательно, по крайней мере так, как это было сделано большевиками. Когда в правление полезла гопота и алкаши, не имеющие за душой ни хозяйства, ни совести. Пришлось потом эту новоявленную элиту, размножающуюся по экспоненте — добивать в тридцать седьмом.

Давно