Шрифт:
Закладка:
— Я просто в восторге! Я вижу вызов в твоих глазах, солдат. Прости, что назвал тебя кабанчиком. Ты никакой не кабан, а волчара, причём матёрый. Давно я не испытывал такого азарта. Если бы ты знал, как меня достало охотиться на всяких перепуганных до усрачки терпил. Загонишь их в угол, пристрелишь, вот тебе и вся охота. Скукотища. Но сам понимаешь, в наши края достойные зверюги редко забредают. Так что ты для меня настоящий подарок.
— Ну раз так, может, и ружьишко мне оставишь? — предложил Сказочник. — Прикинь, какой у тебя тогда будет азарт. Да и у меня всего-то три патрона. Или зассал?
Охотник с наигранной задумчивостью почесал лысый затылок.
— Хм, заманчиво, заманчиво. Ты меня прям заинтриговал. Но... нет, ружьишко ты не получишь. Видишь ли, умник, у охотников всегда должно быть преимущество перед зверушками. Однако, даю тебе своё честное благородное слово, что у тебя будет вот эта штука, — он указал на ножны на поясе Сказочника. — Что это? Меч? Сабля? Неважно. А насчёт твоих слов про «зассал»... я не обиделся. Не-а. У меня сегодня просто шикарное настроение, чтобы обижаться.
— Лады, — пожал плечами Сказочник и как будто без всяческого сожаление вручил ему ружьё.
Охотник выстрелил в воздух и громко объявил, повернувшись на месте:
— Охота начнётся завтра утром, как и было запланировано!
И снова по территории бетонного завода прокатилась волна ликованья. Покалеченные люди горланили так, словно все силы решили истратить на вопли. Герда заметила ворона в небе, тот кружился, словно что-то высматривал. Абрахас? Она в этом не была уверена. Но даже если это он, то как сможет помочь? Положение казалось безнадёжным.
Крики стихли. Охотник снова поглядел на Сказочника.
— Уж не обессудьте, но до утра вы посидите в клетке. Но это ведь неплохо, верно? Будет время о вечном подумать, кое-что переосмыслить, вспомнить о плохом и хорошем что было в вашей жизни. Наслаждайтесь нашим гостеприимством.
Он отошёл на несколько шагов и распорядился:
— Мужика и девку — в клетку! А мелкую — пристрелить! Я на маленьких детишек не охочусь.
Глава 13
Десятки арбалетных болтов полетели в Потеряху. Когда уже казалось, что её гибель неминуема, она метнулась в сторону, снова продемонстрировав невероятную скорость. Болты со свистом рассекли воздух.
— Шустрая, — со сдержанным восхищением оценил главарь.
Пока арбалетчики перезаряжали оружие, Потеряха успела преодолеть несколько десятков метров, вскочить на забор, откуда зашипела точно разъярённая кошка и исчезла с другой стороны ограды, наглядно доказав, что по части выживания с ней мало кто мог бы сравниться.
Герда еле сдержалась, чтобы не выкрикнуть, что все здесь тупые мрази. Судя по выражению лица Сказочника у него были те же намерения, но наверняка его ругань не была бы столь простой.
— Очень шустрая, — уже более равнодушно повторил охотник. — Радует, что в этой жизни меня ещё что-то может удивить.
Герду и Сказочника скрутили, повели к заводу. А вокруг, будто какие-то юродивые, кривлялись и гримасничали местные. Выглядело это глупо, словно их поведение было вынужденным, а потому неестественным. Так могли бы кривляться бездарные шуты на потеху очень непривередливых хозяев. Впрочем, не все здесь вели себя как идиоты — люди с арбалетами сохраняли достоинство и на остальных поглядывали с презрением.
«Охота начнётся завтра утром», — эти слова прозвучали в голове Герды, усиленные в стократ тревогой и внутренней болью. Она понятия не имела, как именно будет проходить эта охота, но одно понимала чётко: это конец всему. Полный крах. Ей подумалось о несправедливости, подлости судьбы, а потом её покоробило от собственных мыслей. Ну почему она ещё не разучилась думать, как наивный ребёнок? Ну как можно жаловаться на несправедливость в нынешнем мире? Глупо. Теперь существуют только волчьи законы. Других просто нет. Даже в Речном и Солнечном. Во всём мире. А то хорошее что есть — всего лишь маска, скрывающая морду зверя. Промзона, по крайней мере, честна в этом смысле. Она не носит масок, она такая, какая есть. Впрочем, от этого не легче.
Внутри завода царила духота, пахло нечистотами и кровью. На стенах горело несколько факелов и их свет делал обстановку жуткой. Компрессоры, бетоносмесители, транспортёры — всё это выглядело как мрачное кладбище, где погребено прошлое. Откуда-то доносились стоны, в воздухе словно бы застыло что-то невидимое, но тяжёлое и смертоносное. Герда сразу же ощутила эту тяжесть, пожалуй, так же, как тогда, когда они со Сказочником очутились в мясницкой Цветочницы.
Их провели мимо рядов грязных матрасов и бросили в большую клетку, где сидело ещё девять узников. Отсюда была видна часть здания, где обосновался сам главарь. Там стояли кровать, кресла, большой массивный стол. На стене висели человеческие головы, некоторые из которых выглядели более-менее свежими, но большинство мумифицировались. Под этими охотничьими трофеями лежали или сидели обнажённые женщины и все они были сильно покалечены. Шеи стягивали ошейники, от которых тянулись цепи. Горем главаря. Увидев этих несчастных, Герда твёрдо решила, что во время завтрашней охоты она, разумеется, попытается выжить, но если что, покончит с собой. Как? Найдёт способ. В крайнем случае, размозжит себе голову об стену. Смерь однозначно лучше, чем такая жизнь. Впрочем, и жизнью-то подобное существование нельзя назвать. Герда вспомнила, что совсем недавно считала абсолютным злом Цветочницу. Ошибалась. Абсолютное зло здесь, на этом чёртовом бетонном заводе.
— Ничего, ничего, — произнёс Сказочник. — Я и не из таких передряг выбирался. Выберемся и из этой.
Она понимала, что он пытался её поддержать, вот только голос его прозвучал так, словно он сам себе не верил.
— Полное говно, — прокряхтел кто-то в клетке. — Во время охоты никто не выживает. Не было такого ни разу, уж я-то точно знаю. Выживают только бабы, которых Себастьян к себе в гарем определил.
Герда вдруг сообразила, почему лицо главаря показалось ей знакомым. Ну конечно, Себастьян. До четырёх всадников он был личностью известной, вёл передачу на телеканале «Охота и рыбалка» и у него тогда были чёрные блестящие волосы, всегда зачёсанные к затылку. Выглядел он так, как раньше на картинах изображали каких-нибудь