— Нельзя! Вам туда нельзя!

Внезапно парень запрыгнул Хантеру на спину, и знакомый огонь прошёл сквозь ключицу наёмника. «Чёрт!» — взвыл он, ощущая, как его пронзает стекло. Удар. В голове оживал странный писк, а глаза никак не могли сфокусироваться на одной точке. Удар. Ноги немного подкосились и раненый, обронив нападающего, упал на четвереньки. «Чёрт… Ублюдок… — думал про себя мужчина, смотря в пустоту. — Где же, мать его, Джеймс?! А, вот он… Ждал, пока я его скину — не стрелял. Умно… Куда ты лезешь?.. Куда?.. Ой, сука, это долго не заживёт». Отряхнув головой, Уильям из Джонсборо увидел, как его напарник, взяв контроль над ситуацией, уже во всю молотит нападающего. Не то, чтобы грабитель был в состоянии драться, но кровь Джеймсу подогревала свежая рана, насквозь рассекающая его щеку. Хруст костей. Противный. Отвратительный. Парень упал на пол, а Виттима, как успел заметить человек из Джонсборо, вытащил нож. «Стой!» — поздно. Угольно-чёрное лезвие с большой лёгкостью вошло сначала в ладонь, которую успел подставить избитый, а потом, даже не вытаскивая лезвие, прямо в сердце — между рёбрами. Всё закончилось быстро. Старый охотник, увы, даже не успел подняться на ноги и откашляться, как гримаса грабителя застыла.

— Мёртв, — констатировал напарник. — Ублюдок.

— Вижу.

— Чёрт, вот не могли эти полторы недели закончится нормально — просто не могли, — протирая лезвие, злобно процедил Джеймс.

— Да нет — могли, — спокойно ответил Хантер. — Выруби ты его, а не убей — могли.

Они двинулись дальше. Под уже палящим солнцем они медленно забрались на Большую Дорогу и собирались отправляться в путь — на север, пока не услышали странный, слишком монотонный, но неритмичный шум. Охотник медленно попятился вперёд — на бесконечно долгих железнодорожных путях то и дело стояли одинокие вагоны от поездов или целые составы — маршруты-призраки, что уже больше никогда не возобновят свой ход. Так было и тогда, за одним исключением — из-за стен того вагона доносился стук. «Не зря же он говорил не идти сюда, — вдруг подумал Хантер».

— Вот идиот… — вдруг прошептал Джеймс, заглянув в щель вагона. — Сука…

Уильям «Из Джонсборо» Хантер медленно потянул глаза к щели в вагоне: внутри, на одном из полусгнивших ящиков сидел парень четырнадцати, на вид, лет, спокойно стучащий угольками из того же ящика о противоположную стену.

Восходящее солнце слабо опаливало карий зрачок чернокожего парня. Уставившись в одну точку, он то ли наблюдал за тем, как с одинокого дерева, что находилось где-то за мостом, опадала листва, то ли за тем, как капли недавнего ночного дождя всё ещё стекали с разбитого лобового стекла машины, заливая пассажирское сиденье. Его ладонь припала к вспотевшему лбу, а полураскрытый рот застыл в едва заметной гримасе удивления. Вторая рука тянулась то к пистолету, то к подбородку, бесцельно блуждая по телу, словно в каком-то из карманов бронежилета есть спасительное решение проблемы. Но нет. Конечно, нет.

Хан стал поодаль, облокотившись спиной о стену вагона. Даже сквозь плащ он мог прочувствовать всю ту сырость, влагу и ржавчину, что окутывали собою эту небольшую железную коробочку. Закинув руки в карманы, он беспристрастно опустил голову и стал наблюдать сквозь всё более седые волосы. Его глаза смотрели на юг: на бесконечную тропу, усеянную камнями, вокруг которой каким-то странным образом лежали руины людей. С одной её стороны вставало солнце, с другой — всё ещё царила темнота. «Нужно было бы ступить на одну из сторон», — думалось ему. Но нет — бесконечно длинная толща железа всё так же пронизывала горные хребты ровно по центру — где-то между ярким светом и непроглядной тьмой. Её не касалось то, что будет завтра с этим местом, или то, что было с ним вчера — эта дорога не отклонится ни на шаг и всё так же будет в этом небольшом уголке неопределенности — на перепутье.

— Пошли, — сказал вдруг Хантер, — мы уходим.

Парень, чьи глаза не слепило солнце ещё две недели назад, перевёл на него свой взор. Что-то читалось в этом странно искажённом взгляде — что-то, чего уже давно не было в двух тёмных кругах старого наёмника. Моргнув один раз, наёмник опустил брови, но ещё шире при этом открыл глаза:

— Как «уходим»? — прошептал он. — А как же…?

— Вот так, — ответил ему старший, поворачиваясь спиной и медленно шагая куда-то вперёд. — Нет нашей вины в том, что тот чудак, кем бы он ни был этому пацану, решил ограбить нас. Нет нашей вины и в том, что он напал после неудачи. И, как заключение, нет в том, что он валяется сейчас где-то там — среди груды костей. Так что дав….

Шуршание мелких камней под ногами Хана вдруг прекратилось. Больше не было слышно ни ветра, ни падающих листьев, гонимых последним, ни даже отдаленного воя, что издавал какой-нибудь из мёртвых вдали от своих, не слышно было даже его собственного голоса — не было ничего, кроме звука, который наёмник боялся услышать более всего — позади него, разрушая слои ржавчины, что медленно и уверенно наслаивались на вагоне, разъедая железо, скрипнула одна из дверей. Ещё и ещё.

Он, Уильям «Из Джонсборо» Хантер, прекрасно знал, что происходит за его спиной. Прекрасно понимал, что другого варианта развития событий и быть не могло с его напарником-горячей-головой. Но также он прекрасно осознавал и то, что как бы действительно прекрасно всё было, если бы он ошибался на тот счёт. Он посмотрел на часы и увидел, как секундная стрелка взмывала ввысь, разгоняясь, а потом так же стремительно падала вниз.

Но потом циферблат остановился. Скрипов больше не было слышно, не было слышно и шагов — ветер снова неспешно раскидывал по задворкам листву, награждая ласкающим уши шуршанием. Стиснув зубы в немом бессилии, охотник зажмурил глаза. Его ладони сжимались в кулак всё крепче и крепче, пока кожа на перчатках не стала приносить ему боль, а перед закрытыми глазами не возникали пятна. Он замер и вслушался внутрь себя. Биение. Ускоренное. Глаза его, как и руки, немного разжали хватку, а сам он, оскалившись, громко выдохнул свежий воздух. «Дерьмо…» — шепнул он себе под нос. Поправив упавшие на лоб волосы, наёмник