Шрифт:
Закладка:
Коломов сделал еще пару затяжек.
– Да, ты меня всегда поддержишь, но мой поступок – отвратительный! Я знаю очень многое, что происходит в городе и рассказываю вам только десятую часть, – снова затяжка. – Я знаю, что на самом деле случилось с Дашей, и в этом виноват я, в какой-то степени.
– Расскажи мне. Я тебя не осужу. Ты же меня прекрасно знаешь, Леш.
Его сигарета добралась до фильтра. Коломов выкинул бычок и вытащил из пачки еще одну.
– Мой отец лучший сыщик города. Он учит меня всему что знает и посвящает во все дела.
– Я это знаю.
– Не перебивай меня. Мне сейчас очень тяжело. На самом деле я переступил через свои принципы и моральные убеждения, чтобы сделать очень важный шаг, так что послушай меня, пожалуйста, если ты сам попросил, – Коломову было тяжело все вспоминать, но то, к чему он пришел, изменило его полностью.
– Прости, я тебя слушаю.
– Помнишь, когда мы уходили от дома Лизы?
– Да, помню. София еще на такси уехала.
– Именно. Тогда я вызвался провести Дашу. Она мне была отвратительна из-за ее поведения, убеждений и поступков. Мы с ней разговорились и я сказал ей все, что думаю. Мы дошли до ее дома, и я был настолько зол на нее, что бросил одну на лавочке. Ты прекрасно знаешь о маньяке и кого он выбирает своими жертвами. Как раз в ту ночь она пропала.
– Но почему ты сказал, что вы разошлись по дороге? – удивился Дануев.
– Так нужно было. Я не хотел брать на себя ответственность за пропажу Даши и поэтому соврал.
– Какая же ты мразь, – Дануев выкинул с балкона недокуренную сигарету.
– Согласен. Но потом случилось кое-что другое, – продолжил Коломов. – Мой отец выследил маньяка и застал его врасплох. Когда Даша вернулась «из леса», в тот момент маньяк сделал свой последний вздох.
– Не может быть. Его же еще не нашли, в газетах ничего не писали по этому поводу, даже наоборот, все считают его живым. Как так-то? Я тебе не верю, – возмутился Дануев.
– Уж мне ты можешь верить. Мой отец прострелил ему голову так, что части черепа не было на месте, – следом за второй пошла третья сигарета. – Помнишь способности Софии?
– Нет, нет, нет! – паника окутала Дануева. – Ты хочешь сказать…
– Да, – спокойным голосом ответил Коломов. – Я приложил руку к его воскрешению. София не знает о настоящей его личности, а я знаю.
Дануев трясущимися руками подкурил сигарету. Его шатало и трясло. Он понимал, что натворил Коломов и обратного пути нет.
– Ты же понимаешь, что этот разговор не должен выйти за пределы балкона?
– Да, понимаю, – говорил Дануев, судорожно вдыхая сигаретный дым. – А что случилось с Дашей?
– Он ее держал в качестве сиделки для своих детей.
– У него были дети?
– Если их можно так назвать. Ты был на похоронах?
– Нет, мы с Катей решили не идти туда.
– Там разлетелся гроб, и все увидели, кого они хоронили. Трупы были без кожи, полностью. Одно мясо да кости. Маньяк делал из их кожи куклы и ставил в «уютную» комнату. Он называл ее детской.
– Они были его детьми? – дрожь в голосе Дануева отчетливо доносилась до Коломова.
– Да, правильно мыслишь.
– Но зачем ты воскресил его? Даша из-за этого ублюдка сама не своя, он столько жизней погубил! Так ты еще Софию обманул! Каким образом? Как вообще на ней сказалось воскрешение человека? Да черт с ним, воскрешением! Как ты будешь контролировать его? Он же безбашенный! – вопросы посыпались на голову Коломова.
– Подожди. Начну с того, что для Софии все прошло очень хорошо. Она теперь рада своей способности и думает помогать людям. Да, я ей соврал. Сказал, что это его помощник и он угрозы не представляет, да еще владеет очень нужной информацией. Что до контроля – он слушается Софию, абсолютно во всем, как ее кот или та лягушка. Она его сможет контролировать, и в случае чего я расскажу ей правду.
– Тогда она никогда больше не сможет тебе доверять и, зная ее характер, – видеть тебя не захочет, никогда! – заключил Дануев.
– Да, но это малая жертва ради спасения всего города от тварей преступного мира.
– Так вот в чем твой план. Он перережет всех и наделает кукол?
– Можно и так сказать.
– Не знал, что рядом со мной такой холоднокровный и расчетливый ублюдок.
– Да, я ублюдок, но люди в городе наконец смогут вздохнуть спокойно! – повысил тон Коломов.
– Они никак не вздохнут спокойно, пока в газетах не появится информация, что маньяка поймали, и его больше нет! – кричал Дануев. Благо за дверями балкона ничего не было слышно.
– Никогда она не появится! ФСБ запретила разглашать информацию по этому делу! – крикнул в ответ Коломов, потом немного расслабился и продолжил спокойным тоном. – Он на протяжении нескольких недель лежал убитый в морге, и никто не обмолвился о его смерти.
Ребята стояли и курили, смотря вдаль на темное небо Сизовграда. Теперь они связаны узами молчания. Никто больше не должен узнать об этом, иначе башня разрушится, а осколки от нее заденут всех без исключения.
***
На лавочке в парке сидел неприметный мужчина в пальто и шляпе. Он внимательно читал книгу, пролистывая страницы кончиками пальцев правой руки. Недалеко от него четыре парня общались между собой, кричали, шутили. Все они были похожи на уличную шпану. Капюшоны на голове, спортивные штаны, толстая пуховая куртка. Ребята явно из неблагополучных семей, если судить по их опрятности. Один из парней курил сигарету, другой потягивал пиво. Они чего-то ждали.
Через несколько минут к ним подошел еще один парень. Одет с иголочки. Джинсовые черные брюки, кроссовки, сделанные под туфли, белая рубашка и черная жилетка с пиджаком. Не хватало только бабочки или галстука.
Как только парень вник в компанию ребят, мужчина, что читал на лавочке книгу, оживился, закрыл ее и положил на колени. Ребята продолжали что-то бурно обсуждать. Мужчина заметил, как парень, который только что подошел, достал из кармана четыре пакетика и передал каждому из них. Ребята взяли пакеты и разбрелись по улице. Через минуту никого не было, кроме парня в пиджаке.
Его звали Василий Смирнов. Парень продавал наркотики через своих «бегунков» по школам, университетам или просто на улице.
Андрей встал с лавочки и пошел за парнем, держась на расстоянии. Они прошли первую улицу, вторую, зашли за двадцать восьмой дом. Парень даже не понял, что за ним следят. Он мирно устроился
