— Допустим. Но что случилось с Андреем Васильевичем?

— Сам не знаю. Говорит, ездил по мелким делам — в частности, по моим поручениям. На парковке ему в нос пустили какой-то газ. Сняли дорогие часы и опустошили бумажник. Мы чудом нашли его машину и Столыпина в ней. К счастью, ваш доктор успел ему помочь.

Посол погрел в изящной, по-женски нежной, руке бокал с коньяком и снисходительно улыбнулся.

— Ваше сиятельство, расскажи вы это о ком угодно, кроме Андрея Васильевича, я бы поверил в эту историю. Или сделал бы вид, что поверил. Но я знаю господина Столыпина. Прекрасно обученный боевик пятого ранга, собранный, всегда готовый принять бой. Он просто не мог попасть в такую ситуацию. Тем более что он был отравлен огромной дозой транквилизатора. Сдается мне, вы что-то от меня утаиваете, Николай Петрович.

А, значит, ты у нас тут самый умный? И не понимаешь намеков, да? Что ж, объясним чуть доходчивее.

Я отодвинул бокал и в упор уставился на посла.

— Вы обвиняете меня во лжи, ваше превосходительство? — понизив голос, спросил я. — Верно ли я понимаю, что вы только что заявили, что я лжец и обманщик?

А вот это был очень тонкий момент. Дуэли в Империи уже давно были формально запрещены, хотя порой все же проводились. Другое дело, что теперь поводом для смертельной битвы могло послужить по-настоящему серьезное оскорбление. Сейчас я блефовал, но таким образом дал понять, что Вижинскому следовало закрыть рот.

— Боже упаси, ваше сиятельство! — воскликнул посол, мгновенно считав намек. — И не подумал бы! Я лишь выразил озабоченность тем фактом, что Андрей Васильевич так легко дал себя ограбить.

— Что ж, о подробностях вы можете расспросить самого Андрея Васильевича, — улыбнулся я.

Удачи. Мы успели договориться — я передал ему в корзинке с гостинцами записку с текстом легенды. Столыпин не дурак — поймет, что дело серьезное и болтать в посольстве не нужно. Так что ничего нового от Андрея посол не узнает.

— Непременно спрошу, ваше сиятельство, — отозвался Вижинский. — Я обязан это сделать… Но господин Столыпин не хотел говорить до встречи с вами. Что также наводит на вопросы.

Этот Вижинский слишком активно пытался сунуть свой длинный нос куда не следовало. Я уже хотел было ткнуть ему в лицо бумагу от Тайного отделения, но… передумал. Приберегу пока что. Не нравилось мне, что посол пытался слишком глубоко залезть в мои дела. И мне не хотелось лишний раз светить связи с Корфом и его ведомством.

К счастью, принесли закуски, и посол на некоторое время переключился на еду. Нахваливая мясную нарезку и местные сыры, он прочитал мне лекцию о сербской высокой кухне, а я делал вид, что всецело поглощен экскурсом.

К чести Вижинского, больше он не стал меня донимать расспросами о происшествии. Видимо, осознал, что говорить больше озвученного я не намерен. А применять ко мне или к Столыпину ментальное воздействие он не был уполномочен. Так что давился пршутом и каймаком под непринужденную болтовню.

— Вы уже получили приглашение на церемонию приведения кронпринца к присяге? — спросил посол, разделавшись с горячим.

— Да, имел честь.

— Тогда с нетерпением буду ждать нашей встрече на этом мероприятии. И, разумеется, двери посольства всегда открыты для вас и вашей свиты, Николай Петрович.

Ага, теперь пытаешься зайти с другой стороны. Любезничаешь, станешь втираться в доверие с расчетом что-нибудь выведать. Что это — праздное любопытство или нечто большее?

— Благодарю, ваше превосходительство, — я подозвал официанта и потребовал счет, велев записать расходы на свое имя. — Однако сейчас я вынужден откланяться. Увы, график в первые недели особенно насыщенный.

Вижинский нисколько не расстроился. Ему принесли десерт — нечто похожее на настоящую архитектурную конструкцию на широкой тарелке — и он предвкушал очередное гастрономическое удовольствие. Умел же человек переключаться, даже завидно.

— Понимаю, ваше сиятельство, прекрасно понимаю… — он поднялся и подал мне руку обеими ладонями. — Сердечно рад и благодарен за приглашение. Буду счастлив отужинать с вами на следующей неделе.

— Пусть наши секретари согласуют время.

На том мы распрощались, и я вышел на улицу, полной грудью вдохнув благоухающий какими-то сладкими цветами вечерний воздух. Решил немного пройтись, а затем заглянуть к Воронцовой в «Москву». Мужчина обещал — мужчина должен исполнить.

— Прекрасный вечер, Николай Петрович!

Я обернулся. Роскошный ярко-фиолетовый кабриолет остановился у заградительной цепи тротуара. За рулем была сама Наталья Воронцова — теперь ее шею и плечи украшал длинный газовый шарф в тон цвету автомобиля.

— Вижу, Дмитрий Ильич навел скуку и на вас, — улыбнулась Воронцова.

— Решил оставить его наедине с его главной страстью — десертом.

Графиня заговорщически мне подмигнула.

— А вы знаете, что у отеля «Москва» ест уникальный десерт? Торт, который называется в честь этого места. И он очень, очень вкусный. Особенно хорошо он сочетается с крепким кофе и бокалом шампанского… Запрыгивайте!

Я не стал разочаровывать веселую вдовушку. Лихим прыжком перелетев через ограждение и дверь кабриолета, я оказался на пассажирском сидении, вызвав у дамы восторженный смех.

— Кажется, с вами не соскучишься, Николай Петрович, — звякнув браслетами на руке, она переключила передачу и рванула с места по проспекту.

Я улыбнулся.

— Вы заинтриговали меня десертом.

До отеля мы домчали минут за десять. Воронцова оказалась той еще лихачкой, но вела автомобиль уверенно. Наш кабриолет эффектно затормозил у главного входа в отель — перед нами выросло десятиэтажное здание в стиле ар-деко. Ярко горели буквы «МОСКВА».

Я вышел первым и открыл дверь Воронцовой — на идеально гладкий асфальт, сверкнув сталью, встала головокружительной высоты «шпилька». Не знаю, как Наталья на таких ходила, но выглядело это эффектно…

Воронцова бросила ключи подоспевшему служке и, взяв меня под руку, уверенно двинулась к входу по алой